Секретов не будет

«Партком завода «Дормаш». Высылаю вам в счет погашения партийных взносов 10 копеек за декабрь, январь, февраль, март, апрель. Прошу погасить и не числить меня задолжником. К сему: проситель гражданин Лучинников».

Партком завода признал такие почтовые контакты между Лучинниковым и партийным коллективом явно недостаточными и вынес решение: считать Лучинникова П. П. выбывшим из рядов КПСС как утратившего связь с парторганизацией и не платящего партийных взносов.

Решение парткома подтвердил горком…

С той поры прошло еще три года. И вот за эти три года наш герой и нанес свои сорок два визита в столицу. Здесь он, можно сказать, свой человек: звонит по знакомым телефонам, записывается на приемы, консультирует других кляузников и пишет жалобы вместе с ними.

На днях Лучинников посетил нашу редакцию. Я имел с ним подробную беседу, а затем обошел все организации, занимавшиеся делом бывшего мастера из Кулябинска. Мне показали восемь пухлых папок его кляуз, в которых он именует себя «жертвой произвола и местничества» и прикидывается обиженной овечкой.

Конечно же, он нигде не указывает, что, заботясь о его жене и детях, ему предоставили двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Неоднократно оказывали материальную помощь. А когда к беготне по инстанциям он незаметно для себя переступил пенсионный Рубикон, его несколько раз любезно приглашали в облсобес.

Но бывший мастер не откликнулся на этот зов. Пенсии Петр Прокофьевич пока получать не хочет. Он намерен еще покляузничать, поскандалить. Авось, что и получится! Вот и совсем недавно Лучинников выпустил новую стаю жалоб, адресовав их в ЦК партии Украины, в Московский горком и даже в Верховный суд.

Будто и впрямь он уверен, что место в партии можно высудить в судебном порядке, а не завоевать безупречным трудом, честной жизнью.

1972 г.

В КРУГУ СЕМЬИ

Один любознательный человек прочитал три книжки по истории первобытного общества, и у него возникло много вопросов. «Как бы повел себя совсем древний человек, очутись среди нас? — спрашивает он в своем письме. — Догадался ли, к примеру, опустить полтинник в щелочку автомата, продающего постное масло, или принялся бы каменным топором вскрывать его с обратной стороны, чтоб таким путем добраться до растительных жиров?»

Никакими достоверными сведениями на этот счет редакция, понятно, не располагала. Мы принялись рассуждать и наверняка бы поссорились и переругались, если б на пороге вдруг не появился еще довольно подвижный человек с роскошной бородой Ермака Тимофеевича. Приход посетителя вернул нас из призрачного мира исторических гипотез к современной действительности.

— Ищу поддержки и защиты, — громко объявил пришелец и выложил заявление: «В перечень имущества, подлежащего раздроблению, жена включила мой слуховой аппарат, хотя его мы совместно не наживали. Прошу разоблачить ухищрения этой плутовки».

— Значит, разводитесь, папаша? — крикнул ему в самое ухо один из наших работников.

— Ага, развожусь, — закивал тот. — Так и пишите…

О конфликте вокруг указанного слухового приспособления мы ничего не написали. Он был разрешен в деловой и здоровой обстановке судебного заседания. И, наверное, правильно сделали, что не написали. Мы полагаем, что печать и общественность должны вмешиваться в личные отношения людей далеко не всегда. И далеко не всегда широкое обсуждение персонального дела (жить ли А. с Б. или уйти к В.) по регламенту новгородского веча дает положительный результат. Потому что иное персональное дело персонально касается только двух персон и никакого общественного значения не имеет.

Но было бы заблуждением считать, будто любое действие, учиненное в кругу семьи, вообще никого не должно касаться.

Бухгалтер Г. В. Черешкин повздорил со своей женой Верой. Ну, повздорил себе и повздорил, бывает. Жена, однако, обиделась и уехала в другой город. Бывает и такое. Не прошло и недели, как бухгалтер заскучал. Он отыскал жену и предложил мировую. Замирившийся супруг на радостях неожиданно напился. Он набросился на жену и стал награждать ее тумаками и оплеухами. Она вырвалась и убежала к соседям.

Нужно отдать должное Черешкину: примерно три часа он терпеливо ждал возвращения беглянки. И лишь по истечении этого срока собрал все платья жены в кучу и обильно полил кислотой. С громким смехом разорвал свидетельство о ее рождении. Испортил стиральную машину и сломал пылесос. Совершив эти акты мести, Черешкин затеял протопить печку. Но так как дрова горели плохо, он растопил их паспортом супруги, профсоюзным билетом и институтским дипломом…