Семь мужей Эвелин Хьюго

Сделать это было нетрудно. Такие вещи – это доброта и внимание к любимому, когда ты знаешь, что твоя работа включает, помимо прочего, и показ всему миру, как ты занимаешься сексом с другим человеком.

Ничего этого я для Селии не сделала. Более того, я избегала ее. Приехав домой, я проверила Коннор. Потом прошла на кухню и съела салат, оставленный Луизой в холодильнике. Селия встретила меня и обняла.

– Как съемки?

– Все хорошо. Заканчиваем.

Она не спросила ни как прошел день, ни что интересного у Макса, ни даже какие планы на следующую неделю. И я, воспользовавшись этим, не стала затрагивать тему секса в фильме. Прежде чем Макс дал команду «Начали!», я выпила два бурбона. Всех отпустили, площадку закрыли. Остались только я, Дон, Макс, оператор и пара парней, работавших со светом и звуком.

Я закрыла глаза и приказала себе вспомнить, как хорошо мне было с Доном много лет назад. Я вспомнила, как пробудилось мое собственное желание, как я осознала, что мне нравится секс и что в сексе есть не только желания мужчины, но мои желания. Мне захотелось вложить семя этой мысли в женские головы. Я подумала о других женщинах, которые боятся собственного удовольствия и своей силы. Я подумала о том, как женщины будут подходить к своим друзьям и говорить: «Дай мне то, что он дал ей»

.

Я представила себя средоточием нестерпимого желания, жгучей потребности в том, что может дать только другой. У меня это было с Доном. У меня это было с Селией. И я закрыла глаза, сосредоточилась и вышла под камеру.

Потом люди будут говорить, что мы с Доном занимались в фильме самым настоящим сексом. Ходили самые разные слухи, что секс был реальный. Все эти слухи – полная чушь.

За настоящий зрители приняли его потому, что увидели неподдельную энергию страсти, потому, что я в те минуты представила себя женщиной, отчаянно жаждущей его, потому, что Дон сумел представить, как хотел меня еще до того, как получил.

В тот день на площадке я отпустила тормоза. Я предстала буйной, неукротимой, неудержимой. Ни до, ни после я не была такой. То был момент чистейшей безумно сыгранной эйфории. Когда Макс крикнул «Снято!», я тут же выключилась, поднялась и поспешно надела халат. Я залилась краской. Я, Эвелин Хьюго, покраснела. Дон спросил, все ли в порядке, и мне пришлось отвернуться, потому что я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Я ответила, что все в порядке, вернулась в гримерную, закрыла дверь и расплакалась. Я не стыдилась сделанного. Не переживала из-за реакции публики. Слезы катились по лицу, потому что я лишь теперь осознала, как обошлась с Селией.

Я считала, что живу по определенному кодексу. Возможно, его придерживались не все, но мне он подходил. И часть этого кодекса предполагала честность, искренность и доброту по отношению к Селии.

Сделав то, что сделала, не получив ее одобрения, я поступила некрасиво по отношении к любимой женщине.

После съемок я не стала брать машину и пошла домой пешком, за пятьдесят кварталов. Мне нужно было подумать.

По пути я остановилась и купила цветов. Потом позвонила с телефона-автомата Гарри и попросила его взять на ночь Коннор. Селия в спальне сушила волосы.

– Это тебе, – сказала я, протягивая ей букет белых лилий. Цветочник сказал, что белые лилии означают: моя любовь чиста.

– Боже мой, какая красота, – сказала она. – Спасибо. – Потом понюхала их и поставила в высокий стакан с водой. – Пусть постоят здесь, пока я не купила вазу.

– Хочу попросить тебя кое о чем, – сказала я.

– Ну вот. Так ты цветами подмасливаешься?

– Нет. – Я покачала головой. – Цветы – потому что я тебя люблю. Чтобы ты знала, как часто думаю о тебе, как ты важна для меня. Я редко говорю тебе это и сейчас говорю вот так, цветами.

Чувство вины – это такое чувство, с которым нельзя договориться. Когда оно поднимает голову, то выводит армию. Винясь в одном, я начинаю видеть, в чем еще виновата.

Я села на край кровати.

– Хотела сказать… Мы с Максом обсуждали, и я думаю, что любовная сцена в картине будет более откровенная, чем мы с тобой предполагали.

– Насколько откровенная?

– Чуть более эмоциональная. Чтобы передать отчаянную потребность Патриции в чувственном удовольствии.

Я лгала. Лгала намеренно. Я излагала события так, будто пришла к Селии за одобрением до съемок сцены.

– Потребность в чувственном удовольствии?

– Нам нужно понять, что Патриция рвет отношения с Марком. И дело не только в любви, а в чем-то бо́льшем.

– Логично, – согласилась Селия. – Так ты имеешь в виду, что это ответ на вопрос «Почему она остается с ним?».

– Да. – Я так обрадовалась – может быть, она поймет? Может быть, мне удастся исправить все задним числом. – Именно так. Так что мы снимем откровенную сцену между мной и Доном. Я буду по большей части обнаженная. Для лучшего понимания главной идеи фильма, нужно показать, что оба главных героя по-настоящему уязвимы, поскольку связаны сексуально.

Селия слушала молча, пытаясь понять, что я говорю, и примерить на себя.