Семь мужей Эвелин Хьюго

– Я хочу, чтобы ты сделала фильм таким, каким ты хочешь его видеть, – сказала она наконец.

– Спасибо.

– Вот только… – Она опустила голову и покачала головой. – У меня такое чувство… Не знаю. Не уверена, что смогу. Ты и так весь день с Доном. И эти долгие вечера. Я совсем тебя не вижу. А теперь еще секс. Секс – это священное… это между нами. Не уверена, что смогу на это смотреть.

– Тебе необязательно его смотреть.

– Но я же буду знать, что это случилось. Буду знать, что это на экране. И все это увидят. Я хочу согласиться с тобой. Правда.

– Ну так соглашайся.

– Постараюсь.

– Спасибо.

– Я правда постараюсь.

– Отлично.

– Но мне кажется, я не смогу его принять. Тогда, зная, что ты спала с Миком…, меня потом несколько лет тошнило от одной мысли. Стоило только представить вас вдвоем… вместе…

– Знаю.

– И ты спала с Гарри… бог знает, сколько раз.

– Знаю, милая. Знаю. Но я не собираюсь спать с Доном.

– Но ты же спала с ним. Спала. Когда люди будут смотреть на вас на экране, они будут видеть то, что вы уже делали.

– Это не по-настоящему.

– Знаю. Но то, что ты говоришь… Я так понимаю, что ты готова сделать так, чтобы все выглядело по-настоящему. Ты говоришь, что сделаешь это более реальным, чем кто-либо делал до тебя.

– Да, это так.

Селия расплакалась, уронила голову.

– Я чувствую себя так, будто подвожу тебя. Но я не могу. Не могу. Я знаю себя и знаю, что для меня это слишком. Меня вывернет наизнанку. Я сойду с ума, постоянно думая о том, как ты с ним… – Она решительно покачала головой. – Извини. Меня на это не хватит. Я не справлюсь. Хочу быть сильнее ради тебя, правда. Знаю, окажись ты на моем месте, ты бы справилась. Мне кажется, что я разочаровываю тебя. Мне так жаль. Я исправлюсь. Помогу получить любую роль. Я постараюсь сделать так, чтобы в следующий раз у тебя все получилось. Я смогу стать сильнее. Но… пожалуйста, Эвелин, я не вынесу, если ты переспишь еще с одним мужчиной. Даже если это будет не по-настоящему. Пожалуйста, пожалуйста, не делай этого.

У меня сжалось сердце. Я опустила голову, сопротивляясь рвотному позыву. Смотрела на две половицы у меня под ногами, на слегка утопленные шляпки гвоздей. А потом подняла голову, посмотрела на нее и сказала:

– Я уже сделала это.

И всхлипнула.

Я умоляла, стояла на коленях, рыдала, но еще до того, как я успокоилась, Селия сказала:

– Я всегда хотела только одного: чтобы ты была по-настоящему моей. Но ты никогда не была моей. Нет. Мне всегда приходилось довольствоваться каким-то кусочком тебя. Тогда как мир получал остальное. Я не виню тебя. И я не перестану любить тебя. Но я ничего не могу с собой сделать. Не могу, Эвелин. Я не могу постоянно жить с разбитым сердцем.

С этим Селия и ушла. А еще через неделю, собрав все свои вещи и у меня, и у себя, улетела в Лос-Анджелес. На мои звонки она не отвечала. Связаться с ней я не смогла.

Еще через несколько недель она подала на развод с Джоном. Таким образом она ясно дала понять, что, разводясь с ним, по сути, разводится со мной. Я уговорила Джона позвонить ее агенту и менеджеру. Он отыскал ее в «Беверли-Уилшир». Я полетела в Лос-Анджелес, пришла в отель и постучала в дверь. На мне было платье от Дианы фон Фюрстенберг – однажды Селия сказала, что я в нем неотразима. Из другого номера вышли двое, мужчина и женщина, и, идя по коридору, они не сводили с меня глаз. Они узнали меня, но я и не стала прятаться. Я только стучала в дверь.

Когда Селия наконец открыла, я посмотрела ей в глаза, но не сказала ни слова. Она молча смотрела на меня. Потом, сквозь слезы, я вымолвила только:

– Пожалуйста.

Она отвернулась.

– Я совершила ошибку. Больше этого не повторится. – Когда мы разругались так в последний раз, я не стала извиняться. И теперь я надеялась, что если признаю, что поступила плохо, если искренне пообещаю исправиться, она простит. Но Селия не простила.

– Я больше так не могу. – Она покачала головой. На ней были джинсы с высокой посадкой и футболка с «кока-колой». Длинные волосы опускались ниже плеч. Ей уже исполнилось тридцать семь, но ей никто бы не дал больше двадцати пяти. В ней была моложавость, которой не было у меня. Я же выглядела на свои годы. Когда она сказала это, я встала на колени перед ее порогом и разрыдалась. Она втащила меня в номер.

– Прими меня, – умоляла я. – Прими меня обратно, и я откажусь от всего, кроме Коннор. Я больше не буду сниматься. Я расскажу о нас всему свету. Я буду только твоей. Пожалуйста.

Селия слушала. Потом спокойно села в кресло у кровати и произнесла:

– Эвелин, ты не в состоянии от этого отказаться. И никогда не откажешься. Трагедия моей жизни в том, что я не могу полюбить тебя достаточно сильно, чтобы сделать только моей. И ты не можешь стать чьей-либо.

Я постояла еще немного, ожидая продолжения, но она молчала. Ей больше нечего было сказать. И я не могла сказать ничего такого, что заставило бы ее передумать.