Ещё одна причина вытекала из размышлений об уме. Главная ошибка, приведшая к глупейшему положению, видимо, содержалась в самом плане, который мы с Севой так весело утвердили в гостинице «Минск». Мне следовало задуматься о противостоянии Времени, а я по-прежнему мечтал поглощать Пространство. Казалось бы, безобидное решение, но…
— Долго объяснять.
— Это же так здорово — Греция, Италия, Испания, Франция! Неужели не хочешь?
— Точно не поедешь?
— Абсолютно. Точнее не бывает. Мне надо в туалет.
В моё отсутствие Ирина и Дарина тихо исчезли из комнаты.
На следующий день я, наконец, смог поехать в институт. На первой же перемене Мизантроп вызвал меня на приватный разговор — в уличную курилку у трамвайной остановки. Нашего декана интересовало, собираюсь ли я, как и Сева, писать заявление на академический отпуск. Отрицательный ответ его не удивил. Он длинно вздохнул и несколько раз понимающе кивнул.
— Деньги, деньги, деньги, — задумчиво произнёс Мизантроп. — Пока их нет, друзья готовы последним куском делиться. А появляются деньги, и конец дружбе.
В нашем случае всё было ровно наоборот: конфликт возник из-за того, что мы не сумели заработать запланированную сумму. Но посвящать декана в такие детали не хотелось. Я лишь ответил, что дело не деньгах.
— Да? — удивился он. — В чём же дело?
Подумав, я ответил на понятном Мизантропу примере: жизнь — боль, и справедливость здесь, кажется, не причём.
Недели через полторы я, Севдалин и Растяпа ещё раз собрались в кафе — выпить на дорожку, подвести некоторые итоги и слегка заглянуть в будущее. На эту встречу я единственный раз облачился в чёрные джинсы и чёрную водолазку.
Итак, я не передумал, а они завтра улетают.
Они будут присылать мне открытки с видами городов — так я буду знать, куда их занесло.
На происходящее следует смотреть, как на эксперимент, подобный космическому, не раз описанному в научной фантастике — когда одного брата-близнеца отправляют к далёким звёздам, а другого оставляют на Земле, чтобы потом посмотреть на изменения между ними. Мы, конечно, не близнецы, в космос не собираемся, и нас трое, но мы — хао, а это круче. Через полгода-год мы снова соберёмся вместе и определимся, что делать дальше.
Напоследок Сева выдал мне тысячу восемьсот долларов — мою долю после ликвидации фирмы.
В этот вечер общежитие казалось ещё более странным местом — настолько несовместимым со мной, что подмывало снова думать о себе в третьем лице. Размышляя о друзьях, отправившихся в кругосветное путешествие, я всё больше склонялся к мысли, что и мне нужно сделать что-нибудь глобальное. Например, какое-нибудь мировое открытие.
2.12. Неудачное начало
Я никогда не видел Клавдию-младшую в уличной одежде и, боясь не узнать её в ноябрьском потоке прохожих, пристально щурился, всматриваясь в каждую миниатюрную девушку. Несколько раз ещё загодя я начинал приветливо улыбаться, но это оказывалась не она.
Мы договорились встретиться в начале четвёртого у «Макдональдса» на Пушкинской площади — неподалёку от её института. Здесь можно было всласть навспоминаться. День знакомства с Севдалином казался давним — как слегка выцветшая фотография. А приезд в Москву с дедом и вовсе принадлежал какой-то прошлой жизни — наверное, так люди, пережившие Великую Отечественную, вспоминали довоенное время.
— Умираю от голода! — сообщила Клава сразу же после приветствия. — С утра — ни крошки!
Она была в тёмно-синем коротком пальто, стильной серой кепке, обмотана длинным красным шарфом, в тёмно-синих вельветовых брюках и с красным кожаным рюкзачком за спиной. Отдельного внимания заслуживали красные ботинки на высокой платформе — они выдавали очевидное стремление их хозяйки выглядеть выше. И то сказать: в них она была мне аж по плечо.
Пока стояли к кассе, Клавдия успел рассказать, что этот «Макдональдс» — первый на территории бывшего Советского Союза, и как только он открылся в него стояли километровые очереди. Заодно она поведала, что в институтской столовой питаться не может — у неё от тамошней еды изжога.
— Ну, а у вас, что случилось?
Я пожал плечами:
— Да ничего не случилось. У меня появилась идея…
— Опять хотите во что-нибудь сыграть?
— Почти, — кивнул я. — Вернее, это даже не идея, а предложение...
— Хотите сделать мне предложение?
— Точней, замысел. Или… Словом: как вы думаете — что такое язык? Не тот, который во рту, а на котором говорят?
Клавдия склонила голову набок, чтобы получше меня рассмотреть:
— Ничего не понимаю! Вы назначили встречу, чтобы спросить об этом? Или вы это для разминки?
— Это риторический вопрос, — заторопился я. — Вы на него не сможете ответить. И никто не может. Даже ваша бабушка.
— Хм. Громкое заявление, — она посмотрела на меня с лёгким сочувствием. — А вы ничего не путаете? Я могу сходу накидать несколько определений. «Основное средство человеческого общения». «Система словесного выражения мыслей». «Коммуникативная система выражения, приобретения и хранения сообщений». И так далее.
— В том-то и дело, — заторопился я, — в том-то и дело…