Иногда в сценаристке просыпался лингвист: Клавдия вспоминала, что хотела сказать по моей концепции (она продолжала говорить «ваша концепция). Фильм ставился на паузу.
— Насчёт зуда в мозгу, — объясняла она. — Человеку не обязательно помнить все события своей жизни. Это даже вредно — перегружает память. Мозг удаляет информацию, которую считает неважной. А когда исчезает важная информация, мозг протестует. Очевидно, слова для мозга — инструмент, который всегда должен быть наготове. Из-за этого зуд, если забыл слово. Логично?
— Логично, — согласился я. — Поздравляю: мы сделали первое открытие. Но мозг, он вообще для чего? Чтобы управлять организмом и думать — для выживания. Получается, и слова нужны человеку для выживания. Спрашивается: как человек выживал, когда ещё не умел говорить?
— Хм, — Клавдия задумалась. — Надо будет бабушку спросить. Чтобы не изобретать велосипед. И нужно всё записывать. Досмотрим фильм, и вы мне продиктуете все ваши вопросы.
— А можно вопрос по фильму: они целоваться собираются или как?
— Терпите, Алфавит, — призвала она. — Меня тоже бесит. Но это и есть искусство драматургии — вызывать в зрителе нетерпение…
Для финального поцелуя Клавдия легко скользнула ко мне на колени, а когда губы разомкнулись, так же легко попыталась высвободиться из объятий. Я её удержал. Мой взгляд пытался излучать романтическую доброжелательность, её — не скрывал пытливого скепсиса.
— Я на самом деле вам нравлюсь?
— Почему бы и нет?
— Вы — уникум! — она подалась назад, захлопала глазами и опять попыталась высвободиться. — Это что ещё за ответ? Где вас воспитывали?
— Нормальный ответ, — я снова удержал её. — Какие у меня шансы? Никаких. Остаться равнодушным, имею в виду. Вы — красивая, нечеловечески умная, зверски обаятельная. Очень добрая. Хорошо готовите. Вкусные губы. Что ещё надо? По-моему, с горкой. Можно разложить на трёх девушек, и каждая будет нравиться.
— Трёх девушек? — переспросила она, помолчав. — Вы это специально — чтобы я начала думать, как всё поделить по справедливости? Одна — очень красивая и зверски готовит, вторая — нечеловечески вкусная с добрыми губами, третья…
— У вас слишком сильное воображение.
— Отпустите меня, что вы за захватчик такой?
— Нормальный захватчик, — я попытался снова её поцеловать, но она уклонилась, и я расцепил руки.
— Прямо не знаю, как быть, — заложив руки в передние карманы джинсов, Клава прошлась по комнате, остановилась у письменного стола и резко развернулась: — Хорошо. Раз вы такой настырный, то скажите, какой вариант вы бы выбрали: быть моим молодым человеком, но без совместного лингвистического проекта, или — совместный проект, но без «молодого человека»?
— А почему нельзя и то, и то?
— Нужно расставить приоритеты.
Я задумался.
— А можно не отвечать?
— Нельзя, — отвергла она.
— Почему?
— Такой уж это вопрос, — вздохнула она философски, — хочешь-не-хочешь, а ответишь. И вы уже ответили.
— Разве?
— Если бы вы выбрали «молодого человека», то так сразу бы и сказали, — она смотрела на меня так, словно объясняла таблицу умножения. — Но вы выбрали лингвистический проект и деликатно решили увильнуть от ответа. Будете отрицать?
— Ну-у...
— Перестаньте, я ведь вас не осуждаю. Вы, как настоящий мужчина, выбрали дело. Это вызывает уважение. Но моя женская сущность оскорблена — меня, красавицу и умницу, отодвинули на задний план. Променяли на стопку учебников и копошение в словах. Отвели роль приятного приложения к интеллектуальным устремлениям.
— А если бы я ответил, что выбираю «молодого человека», но соврал? Разве было бы лучше?
— Нет, — отвергла она решительно. — Только не ложь — вот уж чего не прощаю. И это хорошо, что вы плохо разбираетесь в женщинах. Теперь я знаю ваши истинные намерения.
— С чего это я плохо разбираюсь в женщинах? — поинтересовался я уязвлённо. — Если на то пошло…
— Ох, Алфавит, что ж вы такой наивный, — Клавдия вздохнула и покачала головой. — На вашем месте человек не столь девственный, не задумываясь, ответит: «Конечно, дорогая, я выбираю тебя, а не какие-то исследования!» И не потому, что так чувствует, а из элементарного расчёта.
— И в чём тут расчёт?
— Заполучив женщину — не формально, а по-настоящему (по-настоящему, понимаете?) — мужчина получает и всё остальное, что она может ему дать. Так уж мы устроены.
— И что теперь? — спросил я.
— Разве не очевидно? Вы упустили свой шанс и остаётесь без «сладкого». Только лингвистика и ничего больше. Это, знаете ли, обидно. Мы могли бы стать намного ближе, и тогда — уверяю вас! — добились бы намного большего и в вашей концепции. Эффект синергии, слыхали про такое? Вот его у нас не будет. Жаль, но вы сами виноваты.