Семь незнакомых слов

На следующий день я ждал её в аллее Тверского бульвара — прогуливаясь туда-сюда и поглядывая через дорогу на институт, где она постигала секреты драматургии. Его старинное двухэтажное здание желтело за кованным забором и голыми ветвями тополей. По-прежнему стояла пасмурная хмарь. По воздуху летела водная взвесь — неприятная, но не настолько густая, чтобы доставать зонт.

Клава появилась из створа распахнутых ворот в сопровождении двух однокурсниц, почти сразу приветственно помахала мне рукой, и ещё минуту-другую они втроём болтали. Наконец, подружки были оставлены. Я двинулся ей навстречу, к пешеходному переходу, и не удивился, когда, привстав на носках, она подставила не щеку, а губы. Поцелуй длился немного дольше, чем обычный чмок — ровно столько, чтобы показать окружающим присутствие чувств, но не переборщить с их демонстрацией.

— Ужасно не выспалась, — сходу сообщила Клавдия, беря меня под руку. — Полночи думала о вашей концепции…

— Ну, зачем же так? — обрадованно пожурил я её. — Ночью надо спать.

Это должна быть не научная работа, продолжала она, не обращая внимания на моё возражение, а эссе. Для эссе не нужны научные атрибуты — список источников, история вопроса, актуальность проблемы. С эссеистов спрос намного ниже, чем с учёных. Так что никакой конкуренции с «симфоническим оркестром».

— Здорово! — сама того не подозревая, Клава сняла с моей души увесистый камень. Даже если ничего не получится, мне не придётся краснеть перед памятью деда.

— Я и название придумала — «О языке — с удивлением». Как вам?

— Супер! — снова восхитился я. — В десятку! И с эссе, и с названием — то, что нужно! Можно вас ещё раз поцеловать?

— Хм. Попробуйте.

Я обнял её за плечи и нагнулся. Клавдия приподняла лицо и застыла, как оловянный солдатик, как бы показывая, что она выполняет мою просьбу и не более.

— У вас вкусные губы, — сказал я, выпрямляясь.

— Мерси. А какие они ещё могут быть?

— Я хотел сказать: с вами классно целоваться.

— Вы допускали, что может быть и не классно?

— Я вообще об этом не думал.

— У вас так плохо с воображением? Ладно, проехали, — она снова взяла меня под руку. — Вчера я кое-что забыла вам сказать. Из головы вылетело. Не знаю, какие вы там современные книжки по лингвистике читали, с каким кондовым стилем, но имейте в виду: бабушкины работы написаны прекрасным языком. И прадедушкины. И мамины. Запомнили?

— Запомнил. А куда мы идём?

— Туда, где бедным странникам дадут тарелку супа. Вперёд, сообщник!

Помимо супа бедным странникам в тот день перепали свиные отбивные с картофельным пюре, лечо и клюквенный морс. Я занял уже привычное место во главе овального стола.

— Бабуль, у меня для тебя сообщение, — сказала Клавдия-младшая за обедом. — Алфавит Миллионович — не только очередная жертва нашего гостеприимства. Он ещё какое-то время побудет моим молодым человеком. Ты же не против?

Клавдия Алексеевна деликатно кашлянула и только уточнила, что значит «какое-то время»?

— Это, бабулечка, — пояснила внучка, ловко орудуя ножом и вилкой, — правда жизни. У нас ведь как? Стоит девушке обзавестись парнем, и все начинают смотреть на него чуть ли не как на потенциального жениха. А через неделю-другую он уже никто и звать никак. К чему эти завышенные ожидания? Лучше сразу настраиваться на реальные сроки. Пока могу сказать: мы с Алфавитом умирать в один день ещё не договаривались…

Бабушка покачала головой. Я избегал встречаться с ней взглядом. И только внучка-правдорубка как ни в чём ни бывало продолжала расправляться с отбивной.

Когда встали из-за стола, моя — теперь уже официальная (пусть и временная) — девушка сказала: будем совмещать приятное с полезным. Раз мне так понравился вкус её губ, то она не может лишить меня десерта. Но нельзя забывать и о деле — ей, как драматургу и сценаристу, полагается каждый день смотреть хотя бы по одному новому фильму. Стоя рядышком перед раковиной и глядя друг на друга в зеркало, мы вместе почистили зубы. В этом было что-то сближающее — как будто у нас уже имелась своя предыстория совместно проведённых ночей. Ни одна зубная щётка не предсказала бы, что через два часа мы разругаемся в щетину.

Просмотр состоялся в комнате моего пьяного ночлега. В прошлый раз я не заметил телевизор, а он стоял, утопленный в нише шкафа, как раз напротив кожаного дивана. Видеомагнитофон поглотил очередную киноленту.

— Давайте целоваться, когда целуются герои в фильме, — предложила Клава.

— Это боевик или комедия?

— Любовная история.

— Тогда идёт.

Герои страдали от одиночества, маялись в сомнениях, переписывались-перезванивались и поцеловались всего раз — в самом конце. Всю дорогу до хэппи энда Клава предсказывала возможные сюжетные ходы: «Вот увидите: она спутает его с другим». Или: «Знаете, как он поймёт, что это — она? По её собаке!» И частенько угадывала.

Я всё ещё чувствовал себя слегка неловко, хотя и пытался изображать раскованного парня — то брал Клаву за руку, то так разошёлся, что даже обнял и потрепал удивительно мягкую ткань её полосатого свитера. Она покосилась на мою ладонь на своём плече, но ничего не сказала.