Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Вот пошла погрузка, а сверху товары сложенные прикроют колеёй. Сейчас и лошадей поставят, и корма для людей и коней сложат... А само судно сделано из крепкого дерева. Офонас рукою трогает — на еловое похоже... А на палубе покоев боле шести десятков, по одному на каждого купца. А есть и две запасные мачты, которые водружают или опускают, как пожелают. А вот как сделаны суда: стены двойные, одна доска на другой; и так кругом; внутри и снаружи законопачены. А смолою суда не осмолены, а обмазаны такою смесью, которую почитают здесь лучше смолы. А делают эту смесь так: берут негашёной извести да мелко накрошенной конопли, смешивают с древесным маслом. И выходит, будто клей. А смазка эта слипает, как смола. А суда эти велики. И идут на вёслах. А большое весло кормовое. А грузят по многу товаров. А у судов большие есть лодки с якорями, и рыбу морскую ловить возможно...

Купцы толковали о магнитных скалах, кои могут притянуть все железные части корабля. Оттого и железных гвоздей не употребляют. Заодно припоминали и другие морские диковины: один торговец всё говорил о морских женщинах-чудовищах: выплывают из морских волн, совсем нагие, а хвост как будто у рыбины большой. И натягивают тетивы луков и пускают стрелы, убивают всех, кого на палубе завидят...

Пришлось заплатить две золотые монеты хорошего чеканного золота и две монеты — за провоз коня. Ведь из Хундустана везут пряности, ткани, краску индиго, а везут в Хундустан коней. Это все знают. И везут коней с Ормузского пристанища, там их грузят на корабли. Везут верховых коней для путешествий и быстрой езды, везут их из Аравии и Персии. Боевых коней везут из степей Золотой Орды, в бою покрывают их кольчугой. В степи лошадь возможно купить за восемь, а то за десять динаров, и гонят к Ормузу. Иной раз перегоняют табуны по шесть тысяч лошадей, и на каждого купца приходится по сто, а то и двести коней. Говорили, степной конь идёт в Индии за сто динаров, а лучшие кони идут по шестьсот динаров, а то и дороже. Говорили, до тысячи динаров может доходить цена. А в Индии для коней место дурно, мрут. Иной индийский правитель покупает всякий год до тысячи лошадей, да столько же и братья его накупят. А к концу года, глядишь, сотня коней в живых осталась, другие все околели. А конюхов и коновалов сведущих купцы — торговцы конями — стараются не допускать до хундустанских конюшен; выспрашивают, что делаешь, не коновал ли ты; могут и убить...

   — Глупые это слухи! — сказал один из купцов. — Всех конюхов да коновалов не перебьёшь. Да и не слыхано такое, чтобы за один год до тысячи лошадей околевало...

   — Надобно ещё, чтобы кони выдержали морское путешествие! — вмешался другой купец. — Сколько их там околеет в индийских конюшнях — это уж неведомо. А в море кони мрут, правда это...

Офонас снова затосковал. Думал о Микаиле. Где сейчас Микаил? Отыскалась ли девушка, дочь индийского купца? Повидается ли с царевичем Офонас?.. Да и с конём Гарипом свыкся Офонас-Юсуф. Везёт он коня для продажи, для расставанья его с конём, а всё жаль было бы коня такого, выкормленного, выхоленного своими руками, зря загубить... Будет Офонас в пути морском только и думать, что о Гарипеконе, беречь его, кормить из своих рук...

По воде большой — рябь сильная, будто огненное покрывало, сотканное из огней мерцающих... И Офонас вспоминает индийского купца, как тот рассказывал царевичу Микаилу о сожжении своих отца и матери...

* * *

«...да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошёл к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошёл к Демавенду, а из Демавенда — к Рею. Тут убили Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммада, и пало на убийц проклятие Мухаммада — семьдесят городов разрушилось.

Из Рея пошёл я к Кашану и жил тут месяц, а из Кашана — к Наину, а из Наина к Йезду и тут жил месяц. А из Йезда пошёл к Сирджану, а из Сирджана — к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошёл к Лару, а из Лара — к Бендеру, то пристань Ормузская, и тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская. До Ормуза-града отсюда четыре мили идти морем.

А Ормуз — на острове, и море наступает на него всякий день по два раза, Тут провёл я первую Пасху, а пришёл в Ормуз за четыре недели до Пасхи. И потому я города не все назвал, что много ещё городов больших. Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжёт. В Ормузе был я месяц, а из Ормуза после Пасхи в день Радуницы пошёл я в таве с конями за море Индийское».

* * *

Минуло более седмицы. Доплыли до Моската, что подвластен мелику Ормуза. Десять дней шли до Моската. Ветер был слабый. Купцы говорили, что при сильном ветре за три дня дошли бы!..