Семь «почему» российской Гражданской войны

3 декабря. Отчаянная телеграмма Сахарова уполномоченному министра продовольствия о самой спешной закупке хлеба в Маньчжурии. Еще раз проклял Михайлова[1907], провалившего мой проект о закупке летом всех хлебных запасов Маньчжурии. Сейчас почти уже поздно; цены поднялись во много раз; агентурного аппарата нет; тара и склады не готовы, перевозка в Забайкалье и к Иркутску до прохода чехов на восток совершенно невозможна.

Конечно, надо немедленно делать все, что возможно, но местный уполномоченный Министерства продовольствия – форменная шляпа и если не сам жулик, то кругом его отборная компания жуликов и рвачей.

Получены смутные вести о том, что две роты 34 полка, стоявшие на охране Сучанских копей, избили офицеров и ушли к красным партизанам.

Опять-таки сбылись мои предсказания. Одним из первых моих докладов Розанову был доклад о недопустимости держать наши сырые роты, плохо обставленные и плохо снабженные, разбросанными по мелочам на разных охранах. При наличии в полках самого третьесортного состава офицеров было преступно разгонять отдельные роты по урочищам и по охранным командировкам, где нижние чины уходили изо всякого надзора и влияния, братались с местным населением, а плохо одетые и скверно кормленные быстро разлагались и переставали быть послереволюционным намеками на солдат.

Я не сам это измышлял; по этому поводу я имел неопровержимые подтверждения такого опытного сибиряка и образцового командира, каким был генерал Смирнов; об этом знали и мне докладывали старые офицеры: Станишевский, Ешков и др. Да ведь иначе и быть не могло после революционного разложения и в тех условиях, в которых стояли отдельные роты.

Приехавший сюда управляющий Сучанскими рудниками Егоров доложил мне, что вышеуказанные роты не имеют теплой одежды и получали очень скверное и недостаточное довольствие (он уехал с Сучана еще до ухода оттуда рот).

Крашенинниковская разведка сообщает, что представители Семенова и Калмыкова очень оживлены и озабочены; как будто бы идет какая-то подготовка в связи с катастрофой, созданной для наших армий чешским движением.

4 декабря. Прилетели первые вороны и принесли грустные и тяжелые сведения об оставлении Омска и отходе наших армий. Наиболее важные и достоверные подробности такие: своевременная (конечно, относительно) эвакуация Омска срывалась тройкой из Сукина[1908]

, адмирала Смирнова[1909] и Пепеляева. Сукин громче всех кричал о недопустимости оставить Омск, позволял себе ругать трусами инакомыслящих, а сам бежал первым и потайным образом, бросив всех чинов своего министерства на произвол судьбы и последующую гибель.

В таком же духе отличился Третьяков, московская знаменитость, прибывшая спасать сибирское положение; сей министр требовал, чтобы все министры взяли винтовки и защищали Омск до последней капли крови, а после этих речей сел тайком в поезд и проследовал в Иркутск, а затем и дальше.

Вновь назначенный министр торговли Окороков[1910] удрал раньше всех.

Прошел слух, что Сукина захватили в Чите и Семенов приказал его расстрелять. Магомаев[1911]

категорически это опровергает.

Дитерихсу удалось все-таки уговорить адмирала оставить Омск и уводить армии на восток, были отданы все распоряжения об эвакуации и последняя была уже в полном ходу, как в дело вмешались какие-то тайные силы (как будто бы Иванов-Ринов и казачья конференция), Дитерихс был внезапно уволен и на его место назначен Сахаров с помощником по гражданской части Риновым.

Немедленно все повернули назад; началась преступная шумиха на мотив все ляжем костьми, но через несколько дней все это лопнуло и началось, собственно говоря, малоорганизованное стихийное бегство на восток.

К первому челябинскому преступлению генерала Сахарова прибавилось второе омское (не считая мелких промежуточных).

Сообщают, что между Омском и Новониколаевском брошено в пути 37 эшелонов с людьми, женщинами и детьми и что в Омске оставлено и не могло уехать 11 генералов и две тысячи офицеров.

Получили по телеграфу воззвание к сибирскому населению от командира Сибирского корпуса[1912] Пепеляева[1913], умоляющего всех подняться на защиту Сибири от большевиков. Поздновато. Очень уже наатаманили, к чему и Его послереволюционное Превосходительство приложил свою руку.

Приходил председатель Биржевого комитета с сетованиями, что первая партия хлопка продана какой-то жульнической компании. Жалко Розанова и как человека, и как старшего представителя государственной власти; мне думается, что он сам безупречен, а обстановка такова, что все валят на него.

Старые владивостокцы плачут мне в жилет, не учитывая, что теперь не прежние времена и что я бессилен очистить атмосферу.