Семь «почему» российской Гражданской войны

Известия о Сучанских событиях вполне подтвердились: к партизанам ушло около двухсот стрелков с винтовками, несколькими пулеметами и порядочным запасом патронов. Доложил Розанову, что продолжение держания на отлете отдельных рот современного состава и качества будет равносильно снабжению большевиков людьми, оружием и патронами. По моему мнению, не надо стараться объять необъятное; мы должны собраться по полкам, не пожалеть денег на обстановку казарм, на обмундирование и довольствие и привлечь в полки все остатки сохранившегося еще старого офицерства.

Приехал опять Хрещатицкий; ему официально объявлено, что мы его не признаем и никаких его формирований в пределах округа не допустим.

Заодно намекнул ему о необходимости произвести поверку старой отчетности по формированию и содержанию Раздольненских частей; смутился и быстро ретировался.

5 декабря. Послал Бурлину шифрованную телеграмму, рекомендуя получить широкие полномочия по обузданию многочисленных местных контрразведок, разведших невероятную нравственную грязь, разлагающих своих чинов и насаждаюших всюду самые подлые и гнусные формы внутреннего шпионажа.

Вошел в острый конфликт с японским штабом; когда я сообщил им об уходе к партизанам Сучанской роты, то ввиду важности Сучанского района просил его занять частями, находящимися в распоряжении союзного командования.

При этом самым вразумительным образом объяснил вред посылки туда наших частей и бо廎льшую целесообразность охранения столь важных районов именно союзными войсками, наиболее обеспечивающими сохранение там порядка.

Японцы сразу окрысились; они уже с самого начала стали на меня коситься, так как я сразу же осадил разных капитанов и поручиков, возомнивших себя начальством над русскими, являвшихся в штаб округа как в какую-то подчиненную им канцелярию и, видимо, к стыду нашему, уже привыкших к тому, чтобы мы перед ними гнулись и заискивали. Особенно распустились так называемые чины для связи, не стеснявшиеся врываться в кабинет начальника штаба без доклада и требовать немедленного представления им справок и объяснений.

Вступив в обязанности начальника штаба, я категорически воспретил давать союзникам какие-либо справки или сведения без получения на то моего или генерал-квартирмейстера разрешения, что стало быстро известно и возбудило неудовольствие зазнавшейся японской молодежи.

Из Харбина приехала Валя, видимо, там дочь Самойлова, муж которой капитан[1914] нашей 7 Сиб[ирской] стр[елковой] арт[иллерийской] бригады Цвиленев[1915] был утоплен большевиками-матросами в Евпатории вместе с десятками других офицеров.

Утопленных постепенно выкидывало на берег моря, где сидели вдовы и дети, бросаясь к каждому выброшенному трупу и стараясь отыскать своих близких; только на третий день Цвиленева нашла там своего мужа, отвезла его в церковь и пригласила священника для отпевания; последнее собрало кучу большевистских баб, которые, увидев на покойнике положенный на него офицерский Георгиевский крест, решили выбросить «золотопогонную падаль» на свалочное место.

Защищая труп мужа, Цвиленева упала в гроб и тут же сошла с ума; это отрезвило красных мегер, и они молча ушли.

По рассказам лиц, успевших проскочить из Омска на Иркутск и Харбин, егерская бригада была развернута в дивизию и пополнена омскими шкурниками, насильно собранными по приказу Сахарова и К^о, окончилось это бунтом, убийством офицеров и дезертирством к красным. То, что было весной в корпусе Каппеля, нас ничему не научило; по-прежнему не понимаем, что сейчас принуждением уже не заставить верно себе служить.

6 декабря. Утром меня осадили жены, а вернее, уже вдовы офицеров образцовой бригады, части которой были укомплектованы большей частью из владивостокской офицерской организации полковника Волкова[1916]

.

Что я мог сказать обезумившим от горя женщинам; все, что был в состоянии сделать – это отдать распоряжение впредь до получения каких-либо точных сведений выдавать им полное содержание их мужей.

В заботах о довольствии войск все время натыкаюсь на возмутительное бездействие местных агентов Министерства снабжения; выясняется, что мои наряды по доведению всех тыловых магазинов до полной нормы, отданные Неклютину еще в начале августа, выполнены в самой ничтожной степени. Скверно то, что сейчас очень мало надежды наверстать потерянное время – слишком неблагоприятна и тревожна наличная обстановка; старая, хоть и очень плохенькая, омская административная рутина развалилась, а о новой ничего не слышно; это очень тяжело отражается на кредитных и продовольственных нарядах, а сейчас это главное.

В общем по этой части очень похоже на то, что происходило при катастрофах на фронте большой войны, когда на некоторое время высокие снабжательные инстанции куда-то испарялись, катились в более далекие тылы и до их там устройства нормальное течение всех снабжений прекращалось.