Семь «почему» российской Гражданской войны

Харбинская лисица пожинает плоды своей собственной неумной и вредной для России политики; способствовал зарождению и подкармливанию атаманщины, несколько раз спасал Семенова от финансовых крахов, а теперь сам от него спасается, несомненно отдавая в жертву наши законные здесь интересы. Ничего этого не случилось бы и сидел бы он здесь неприкосновенным ни для кого охранителем дороги и прав России, если бы остался на почве абсолютного политического нейтралитета и исполнения обязанностей ответственного хозяина огромного железнодорожного предприятия с его весьма сложным международным положением и особыми правами.

Местные семеновские круги мечут громы и молнии, клеймят Хорвата гнусным изменником и готовы требовать от китайцев его выдачи на суд и расправу. Вина его в прошлом, а сейчас он не мог поступить иначе, ибо нельзя же было допустить читинских хапуг и насильников воцариться в полосе отчуждения. Мы не знаем, каким актом адмирал передал свою власть Семенову, но знаем отлично и бесспорно, что по закону адмирал не имел права этого сделать, ибо сам утвердил решение Совета министров, что его единственным преемником и заместителем является генерал Деникин. В силу этого после предательства адмирала и провала куда-то всего Совета министров Семенов мог временно считать себя главнокомандующим на Дальнем Востоке, потерявшим связь с центральным правительством, но не более.

19 января. Пришло сообщение, что в Чите одобрили составленный еще при мне проект преобразования Инструкторской школы в военное училище с полуторагодовым курсом; вместе с тем Калмыков тоже разразился приказом об открытии в Хабаровске военного его имени училища.

Идея бесцельности дальнейшей междоусобной войны, родившаяся в Амурской области, перебросилась в Никольск; находящийся там генерал Маковкин[1984]

обратился к партизанам с предложением прекратить восстание и помириться, угрожая в противном случае японцами, которые-де решили не допускать сюда большевизма и в случае надобности сумеют с ним справиться.

Другая весьма красочная фигура никольского гарнизона, полковник Враштель[1985], имел даже свидание с одним из главарей партизанства Степаненко[1986]

, который ему заявил, что партизаны не большевики, борются только против беззакония и насилия и готовы прекратить военные действия и вернуться по домам, но только при твердо гарантированном обеспечении от каких-либо преследований за прошлое, т. е. при условии полной амнистии.

По словам Маковкина, Враштель вынес самое благоприятное впечатление от встречи с партизанами и уверен в их искренности и готовности бросить сопки и вернуться к мирной жизни.

Розанов просил моего совета, я высказался за удовлетворение желания, совместно заявленного старшими представителями никольского гарнизона и одним из главных вожаков сопочных партизан, так как считал это несомненно полезной мерой, долженствовавшей вытянуть из партизанщины те местные элементы основного крестьянского и казачьего населения, которые пошли туда под влиянием порыва или какой-нибудь обиды или были сманены или принуждены. С их уходом все движение должно было потерять местное сочувствие и матерьяльную поддержку, делалось чужеродным, а борьба с его остатками становилась возможной даже для наших слабых сил. Надо было только одновременно принять самые срочные и энергичные мероприятия по установлению в областях и уездах твердого и законного порядка и по удовлетворению нужды населения в продовольствии и предметах первой необходимости.

20 января. Официально объявлено, что 15 января чешское командование передало иркутскому эсеровскому правителю Верховного правителя и нового председателя Совета министров[1987] Пепеляева, находившихся в поезде на ст. Иннокентьевской.

Нет выражений для заклеймения этой гнуснейшей подлости. Преданы высшие представители верховной государственной власти, признанной всеми союзниками; преданы благородные и честные люди, поверившие Жанену и К^ои отдавшие не только себя, но и все то, что олицетворяли и чему служили, под охрану союзнической чести и союзнических обязательств.

Невозможно даже представить, что могло побудить Жанена и Сырового совершить такую беспримерную подлость. Не могли же они испугаться какого-нибудь Карандашвили или эсеровско-большевистской банды, которых можно было разогнать и ликвидировать одним японским батальоном.