Семь «почему» российской Гражданской войны

Ко мне приехал генерал Никонов, твердит, что вся надежда на Семенова и что при твердости и решительности можно выправить наше положение и все спасти. Убедился, что мой собеседник абсолютно не способен понять полную невозможность успешной для нас борьбы в пределах города и при наличии у нас самое большее нескольких сот человек боевого актива, который в поле был бы внушительной силой, но в условиях уличного боя почти круглый ноль. Читинские господа, привыкшие свободно экзекуцировать в обстановке безопасного сидения под надежной охраной японских штыков, очень самоуверенны, особенно на словах.

Никонов прислан ко мне Вериго с предложением помочь последнему в его положении коменданта крепости, объявленной на осадном положении, и дать свое согласие на включение меня в совет обороны, установленный Положением об управлении крепостями.

Я вполне откровенно высказал Никонову свои несогласия с направлением всего семеновского режима, но добавил, что в обстановке, подобной настоящей, никто не имеет права отказываться от службы, и в силу этого я готов исполнять любые технические обязанности по профессии штабного офицера и помочь своим знанием крепостного района и старым опытом по усмирению беспорядков, но заранее отгораживаюсь самым решительным образом от всех политических и административных распоряжений коменданта крепости.

Спросил Никонова, что же предполагает делать Вериго, но тот отозвался незнанием и туманным замечанием, что имеются полные основания рассчитывать на энергичную помощь японцев (эта версия порождена, несомненно, Изоме, так как настроение штаба Ойя совсем иное).

Приказ об амнистии отменен (бесполезный жест бессильной власти). В городе появилась депутация красного земства. Розанову предъявлен ультиматум в двухдневный срок передать всю власть земству – собственно говоря, обращение не по адресу, т. к. сейчас вся военная и гражданская власть в крепостном районе принадлежит коменданту крепости, а Розанов находится здесь, так сказать, случайно, как второстепенный по положению начальник военного округа.

Получил конфиденциальную записку английского консула Ходсона[2003], старого владивостокского знакомого, а сейчас временного заместителя быстро улетучившегося отсюда генерала Нокса, с предупреждением, что в союзных кругах произошел резкий перелом в пользу передачи власти местному земству, как более реальной силе, поддерживаемой всем населением, и что с этим нам надо очень считаться. Ясно, что и союзники решили: mene, mene, tekel, upharsin![2004] Какая же теперь борьба; нужно только найти какой-нибудь честный и почетный выход из нашего отчаянного положения.

С трудом поборол физическое переутомление и добрался до штаба округа, где была собрана первая офицерская рота; оказалось, что из всех офицеров, собравшихся на первую общую регистрацию в числе около 700 человек, на второй приказ явиться в роты отозвалось только меньше 200, а из остальных большинство куда-то смоталось, и по указанным адресам их не нашли. Таким образом, наш актив свелся к двум ротам (одна в штабе округа, другая в здании окружного суда около штаба крепости), всего 150–170 винтовок и 4 пулемета.

Морское училище сложило оружие; с утра началась погрузка морских семейств и разных запасов на вспомогательный крейсер [ «]Орел[»] и транспорт [ «]Якут[»]; моряки открыто заявили, что покидают Владивосток. Это усилило панику в городе; вызванный к Розанову Китицын категорически отказался остановить погрузку, а на вопрос С.Н., правда ли, что он решил бежать на [ «]Орле[»] вместе с гардемаринами, уклончиво ответил, что бежать не собирается, но считает себя обязанным подготовиться на всякий случай и избавить вверенные ему жизни от возможных в будущем событий.

Говорили, что Вериго грозился остановить погрузку, но у него не было никаких средств выполнить свою угрозу.

Днем по городу под прикрытием американского караула разъезжали две никольские делегации, посещали импровизированные митинги, были даже приняты Инагаки.

Вечером на уссурийском побережье вскочил новый революционный чирей в образе роты 35 полка и полевой батареи Амурского артиллерийского дивизиона, изгнавших от себя своих офицеров и объявивших о своем переходе на красную сторону. Они занимают высоту 55 с расположенной на ней 10^{д[юймовой]} береговой батареей и оттуда угрожают всему Гнилому углу[2005].

Японцы объявили, что вооруженных столкновений не допустят, но относительно какой-нибудь реальной нам помощи молчат. Спрашивается, что же будет, если красные войдут со всех сторон в никем не защищаемый город и объявят себя властью? Ясно, что объявление японцев их к этому приглашает, ибо обеспечивает им полную безопасность даже от того сопротивления, которое мы сможем им оказать.