Розанову пришлось вызвать с Русского острова роты Инструкторской школы. На счастье, выяснилось очень скоро, что взрыв остался локализованным в одном месте и что в остальных частях хотя и появились отдельные агитаторы, но в общем все оставалось спокойно, а в комендантской роте таких агитаторов даже избили в лепешку.
Поехал на квартиру Розанова, где застал Изоме, выполнявшего на этот раз роль нашего посредника в сношениях с японским главнокомандованием.
Оказалось, что при первом сообщении о бунте егерского батальона Ойя сначала сообщил Р. о категорическом воспрещении каких-либо вооруженных столкновений в черте города, но затем, после посещения его Изоме, изменил свое решение и уведомил, что если усмирение будет не на политической почве, а в порядке восстановления нарушенной воинской дисциплины, то тогда нам предоставляется полная свобода действий и японцы вмешиваться не будут, но только широко оцепят район Коммерческого училища для его изоляции от остального города.
Это решение было привезено к Розанову самим Изоме, который рассказал, что у Ойя только что был Болдырев, излагал свои проекты и якобы доказывал, что притязания земства на передачу ему власти имеют законные и логические основания.
Когда спросил Изоме, почему здесь появился Болдырев и кто его поддерживает, то Изоме насторожился и очень официально заявил, что японские военные и государственные круги к этому приезду совершенно не причастны и им совершенно не интересуются.
Через несколько времени к Розанову явился Болдырев и довольно долго наедине с ним беседовал; о чем они говорили, Розанов мне не сказал; заметил только, что Б. пытался быть посредником и заступником за восставших егерей и советовал не применять силы, а действовать уговором, а когда Р. ему сообщил об уже отданных распоряжениях по беспощадному усмирению, то Б. очень важно выразил свое сожаление по поводу такого решения, добавив затем, что от каких-либо советов воздерживается (удивительная болтология!).
С приемом у Ойя представителей местного населения происходит заминка. Розанов под влиянием крайних правых – Меркуловых[1993]
и Ко– хочет устроить прием только для правых и центра, а то, что говорил по этому вопросу сам Ойя, требует представительства всех направлений (кроме большевиков).Встретил Семена Скидельского, он настроен тоже очень пессимистически; разговорились по злободневному вопросу о заготовке продовольствия для населения; С. считает, что со сдачей подряда слишком поторопились и получивший его Коган, крупный игрок на хлебной бирже, заработает от 20 до 30 иен на пуд; по мнению С., следовало привлечь к этому делу Биржевой комитет, думаю, что это было бы действительно лучше и, кроме того, избавило бы Р. от разных сплетен.
26 января. К утру восстание егерского батальона было начисто ликвидировано. Двух орудийных выстрелов было достаточно, чтобы все сдались. Главные зачинщики (в том числе брат командира батальона) и бывшие в здании эсеровские руководители ночью куда-то исчезли. Пробили в двух местах стену, разбили большинство окон и ранили четырех егерей; батальон разоружен и отправлен на Русский остров.
После обеда выяснилось, что восстание должно было принять более широкие размеры, но пущенное кем-то сообщение, что японцы окружили Коммерческое училище и разоружают егерей, обескуражило остальных заговорщиков. Части 35 полка, стоявшие в районе ст. Океанской, собирались идти на Владивосток, но, получив вышеуказанное сообщение, ушли на север с пулеметами и обозом, взорвав мост на р. Лянчихе; последнее обстоятельство остановило уже решенный мой отъезд в Харбин; по сложившейся обстановке мне здесь делать нечего.
Опубликовано письмо Сыробоярского Жанену по поводу иркутского предательства, написано горячо и не стесняясь в выражениях. Конечно, адмиралу теперь уже не помочь, но заклеймить гнусное поведение старшего представителя союзного командования надо всеми путями и средствами.
Приезжал городской голова Еремеев[1994]
; он очень встревожен всеми уже совершившимися проявлениями атаманской власти и говорит, что население волнуется и хочет определенно знать, на что ему рассчитывать; высказал почти то же самое, о чем теперь говорят со всех сторон (до Ойя включительно); надо восстановить государственность, законность и порядок и сделать все возможное для помощи населению в удовлетворении его основных и насущных потребностей (с этим я вполне согласился). Затем нужно, чтобы к обслуживанию государственной машины были привлечены все честные и деловые люди, без различия политических убеждений и с твердым для всех обязательством поступиться партийными жупелами и работать только на общее благо (с этим тоже нельзя не согласиться). Осуществление должно быть выполнено с привлечением широкой общественности и на основаниях широкого выборного начала (с этим я решительно не согласен).