Семья

– Сделаю. Отчего не сделать, сделаю. Накормим рыбкой твою Маленькую. – Он опять искоса посмотрел на меня и вдруг, будто рассердившись, распорядился: – Ты иди, девка, вон в тот домик иди, там сама откроешь, ключ в дверях торчит. Мне пару слов твоему мужу сказать надо. – Слово «муж» Олесь Михеевич словно выплюнул изо рта.

Я растерянно взглянула на Серёжу, глаза его сузились, но он улыбнулся, приподняв к себе моё лицо, поцеловал длинным нежным поцелуем и шепнул:

– Иди, Маленькая, я скоро.

Я посмотрела на мужчину, плюнув себе под ноги, он смотрел хмурым взглядом куда-то мимо нас.

Не оглядываясь по сторонам, я дошла до домика и поднялась на крыльцо. В дверях, и правда, торчал ключ. Отперла, дёрнула дверь на себя, она легко поддалась.

Внутри было славно – уютно и чисто. В гостиной камин, телевизор на стене, диван и кресла в кожаной обивке, ваза со свежими полевыми цветами на столе. Я наклонилась и вдохнула их травянистый аромат. Зашла в спальню и ахнула – кровать застелена крахмальным до хруста белым бельём. В ванной идеальная чистота, полотенца сложены аккуратной стопкой, два халата, каждый свёрнут в рулон. В санузле унитаз сверкает свежестью. «Даа, – удивилась я про себя, – а по внешнему виду хозяина и не скажешь, что он поборник чистоты».

Рядом с туалетом была ещё одна, такая же узкая дверь с торчавшим из замка ключом. Я повернула ключ, толкнула дверь и оказалась в маленьком внутреннем дворике, обнесённом глухим деревянным забором. Посредине дворика росла липа с раскидистой кроной, прикрывающей дворик ещё и сверху. У ствола стояли два деревянных шезлонга, между ними скамья, видимо, призванная исполнять роль стола. Справа, возле самого забора висел гамак. Я села в него, покачалась и легла вдоль. Подумала: «Странный мужик. Что Серёжу может связывать с таким?» – и услышала совсем рядом голос мужика. Я резко поднялась, гамак закачался.

– Ты это, Сергей Михалыч, не сердись. Давно мы знакомы, девок твоих разных видел, не было среди них такой… ну, чистой, что ли. И где ты её только откопал ради забавы своей? – Голос его приобрёл просящие нотки. – Хорошая девка, жалко. Поиграешь, бросишь. Она девочка совсем по возрасту-то, пожалей её, не порти.

Серёжа засмеялся.

– Опоздал ты, Олесь Михеевич, со своей просьбой, на тринадцать лет опоздал! В этом году тринадцать лет, как я взял Маленькую в жёны. У нас и детки есть. Деткам уже по девять лет!

– Как?! … Что я, старый дурак, уж и девку от бабы отличить не могу?.. Да не врёшь ты мне, а, Сергей Михалыч?

Серёжа опять засмеялся и ничего не ответил.

– Ну, коли не врёшь, так и будь счастлив! Тринадцать лет срок немалый. Любишь, значит?

– Единственная она для меня! Жизнь без неё не нужна, а ты говоришь, отступись.

– Ну, коли так, то и ладно. Так рыбку тебе к восьми, значит, а на обед чего? Митька-то помер, нет теперь у нас шашлыков кавказских. Но шашлык можно сделать. У меня вместо Митьки узбек из Бухары работает. Тоже ничего шашлык делает, но не Митькин, конечно.

– А лепёшки с сыром печёт ещё жена твоя? Помнишь, такие румяные, с ладонь?

– Да как не помнить? Скажешь тоже, Сергей Михалыч! Тоня моя уже печевом не занимается, сноха на кухне управляется. Но шаньги и Татьяна печь умеет, мы гостям-то их не подаём, для себя только.

– Подожди! Так Глеб женился?

– Даа! Хорошую бабёнку взял. Вот такие! Да ты не смейся, не вру я! Сама небольшенькая, да и лицом не так, чтобы красавица, а эта бабья красота – вот так, ей-богу! Да что ты смеёшься? Я…

– Закажи ей лепёшки, – смеясь, прервал Серёжа, – Маленькая моя любит печёное. Картошечку с грибами, с лучком зелёным, чай из самовара с дымком, ну мне пару палок шашлыка узбек твой пусть сделает. Сам собери что.

– Ну лады, Сергей Михалыч, иди к своей Маленькой. Я тоже пойду указания раздавать. Да, Сергей Михалыч! Ты прости, если обидел. Рад я, что ты заехал.

Я побежала встречать Серёжу, открыла дверь как раз в тот момент, когда он поднялся на крылечко.

– Серёжа…

Приникла к его губам – горячим, властным. Одной рукой он прижимал меня к себе, направляясь сразу в спальню, другой торопливо расстёгивал пуговички на моём платье.

– Ювелир прислал фотографии серёжек старинных, сапфиры кабошоны в оплетении бриллиантов. Тебе к глазам будет хорошо. – Серёжа умолк, он медленно перебирал пряди моих волос. – Вещь старинная, переделывать жалко… Может, из серёжек подвески нависочные сделать? Как в старину женщины носили, – он приподнял моё лицо к себе, – а? Будешь обруч вокруг головы носить с подвесками вдоль лица?

Я пожала плечом. Он вздохнул и отпустил моё лицо.

– Трудно порадовать тебя. Цветочку полевому или фрукту какому больше радуешься, чем сапфирам.

– Неправда! – Я подтянулась к нему и поцеловала в подбородок. – Я рада каждому твоему подарку. – Я ещё раз поцеловала его, уже в губы. – И я люблю, когда ты меня одариваешь! – Проникнув языком между его губ, легко прикоснулась к зубам. Серёжа задержал дыхание. – И тебя люблю. Серёжка, рот твой люблю, губы… – я прижалась к его рту с вдруг нахлынувшей страстью.

Он застонал, целуя и обеими руками прижимая меня к себе. После поцелуя прошептал: