Семья

– Ох, батюшки, это кто же? У Сергей Михалыча вроде нет родственников, один он. Твои что ли?

– Мои. Все мои.

При виде меня Серёжины глаза залукавились; он причмокнул губами и, прикрыв глаза, качнул головой – дескать, восхищён я. Насмешник! Я показала ему язык и увидела виновника праздничного ужина, исподлобья наблюдающего за мной.

– Детка, с сыночком моим познакомься.

В голосе Антонины Дмитриевны прозвучала материнская нежность, взгляд обласкал великовозрастного сынка, очень похожего на отца, столь же пузатого, но, к счастью, опрятно одетого и без кепки на голове. Так смотрит болезненно любящая мать – тревожно ощупывая глазами – всё ли в порядке? и одновременно любуясь и гордясь чадом.

– Вот он – мой Глебушка! – баба Тоня тотчас поправила саму себя: – Глеб Олесьевич!

Я решила не подавать Глебушке руки, ограничилась кивком головы издалека, вежливо, как подобает, с улыбкой, сказала:

– Здравствуйте. Рада знакомству, Глеб. Меня зовут Лидия.

Глебушка ограничился и того меньшим – по-прежнему, глядя исподлобья, рта не разжал, а только кивнул.

Мне уже надоела игра отца, а теперь и сына, в молчаливые гляделки исподлобья. Сузив глаза, я уставилась наперекрест взгляду Глебушки. Он взгляд отвёл. Следом точно так же я посмотрела на отца. Тот вначале засопел, как бык, но тоже отвёл взгляд.

Пришла Татьяна, и баба Тоня пригласила за стол. Глеб тяжело сполз со своего места, и только теперь я увидела, что ножки у него коротенькие и кривые, идёт он с трудом, переваливаясь с одной ноги на другую, медленно, с перерывами, делая шаги. Я видела, какой мучительный стыд он испытывает за свою увечность. Мать, Антонина Дмитриевна, с болью в глазах смотрела на сына, а Олесь Михеевич глаза прятал, столь же мучительно, что и сын, стыдясь увечья.

«Так вот почему они смотрели на меня недобро, исподлобья, – поняла я. – Я чужая. Они стесняются меня». И сделала вид, что ничего необычного не вижу.

Во главе стола сел хозяин дома, справа от него его сын, дальше жена, потом дочь. С другой стороны Серёжа и я, подле меня Татьяна.

«Вот так, сын между матерью и отцом, а жена его непонятно где. Хотя, если бы меня и Серёжи не было, то Татьяна сидела бы напротив мужа. Или нет?»

Первым делом мне предложили отведать знаменитую рыбу, приготовленную хозяином дома. Я попробовала и увлеклась – рыба была вкусной, с хрустящей корочкой, с нежным, чуть сладковатым на вкус мясом. Я шёпотом спросила:

– Серёжа, это кто? Я такую рыбку не ела никогда.

– Это окунь, Маленькая. Окуня ты ела, просто этот приготовлен особым способом. Вкусно?

Я кивнула, положила в рот следующий кусочек, и… сообразила, что за столом странно тихо. Я подняла взгляд – и хозяин, и хозяйка, и сынок, и дочка, все смотрели на меня. Олесь Михеевич держал в руке наполненную рюмку. Загораясь лицом, я начала извиняться:

– Простите, я… когда я ем вкусное… я обо всём забываю. – Я положила приборы и, убирая руки под стол, задела и уронила вилку. – Даа… такое вот несчастье для окружающих!

Татьяна прыснула и захохотала. Смеялась она так заразительно, что, покосившись на неё, я тоже рассмеялась. Давясь смехом, в перерывах между приступами она сипела:

– Игнат рас… рассказал, ты… рот… шаньгой… сожгла…

Я возмутилась:

– И ничего я не сожгла! Приврал твой Игнат! Слюной подавилась, это да!

Теперь засмеялись все. Антонина Дмитриевна сказала:

– Ешь, детка, не обращай на них внимания, зубоскалят и пусть их. Возьми чистую вилку, за твоей спиной, на комоде лежат.

– Спасибо, баба Тоня. Олесь Михеевич, рыбка ваша – объедение! Спасибо. – Я взяла в руку бокал с каким-то напитком, ожидая тоста.

Олесь Михеевич кашлянул, вытер рукой рот и обратился к сыну:

– Ну что, сынок, поздравляю тебя с днём рождения! – Он замолчал – кажется, старался удержать подступившие слёзы. – Сорок лет… – голос его всё-таки дрогнул, он сморщился, и слёзы покатились по его щекам. Он хотел ещё что-то сказать, но не смог, сдёрнул кепку с затылка, прижал её к глазам, мотая головой. – Не могу… Тонюшка, ты скажи…

– А я радуюсь, Олесь! – громко окоротила мужа Антонина Дмитриевна, сердито сверкнув на него глазами. – Я счастлива. Да! Сорок лет сынок мой со мной, жив-здоров, я могу обнять его. Женился вот, дай бог и детки народятся! С днём рождения, Глебушка! – Она обняла сына и смачно поцеловала в губы.

Стесняясь поцелуя, Глеб отстранился от матери, воровато взглянул на меня, на Сергея.

Я выше подняла бокал, потянулась к нему через стол.

– С днём рождения, Глеб Олесьевич!

– С днем рождения, сынок! Будь здоров!

– С днём рождения, братец!

Серёжа не стал тянуться через стол, встал, подошёл к имениннику, тот засуетился, тоже намереваясь встать, Серёжа остановил его, положа руку на плечо, чокнулся с ним и сказал:

– С днём рождения! Долгой счастливой жизни тебе, парень!

Позже, после нескольких здравниц, Олесь Михеевич подсел ко мне и стал рассказывать печальную историю своей семьи: