Семья

Все три женщины были очень разные. Антонина Дмитриевна – высокая, в болтающемся на худом теле платье, со строгим пучком седых волос на затылке, явная доминанта в семье. Её дочь того же роста, что и мать, пышнотелая красавица, в откровенно декольтированном, аляповатой расцветки платье, с вихрастой стрижкой и тёмным пушком над верхней губой. Высветленные волосы её торчали в разные стороны, добавляя прелести круглому, с яблочками щёк лицу. Татьяна – маленькая ростом, узкобёдрая и широкоплечая, как мальчик, в коротких, открывающих тонкую щиколотку, брючках и водолазке с короткими рукавами. Водолазка рельефно обрисовывала её большую грудь, не скрывала и борозд-углублений на обоих плечах, образованных бретельками бюстгальтера под тяжестью грудей. Лицо её с острым носиком и чёрными озорными глазками готово было рассмеяться в любой момент.

Я улыбнулась.

– Рада познакомиться. Анна. Татьяна. Чем я могу помочь?

Мне предложили нарезать хлеб. Вымыв руки, я принялась за дело – каравай хрустел и сыпал крошками под ножом. Нарушая неловкое молчание, я заговорила первой:

– Я у вас будто в детство вернулась, на каждом шагу бабушку вспоминаю. Вначале с бельём крахмальным встретилась, я на таком маленькой спала. Бабушка признавала только кипенно-белое постельное бельё, никакого цветного, и всегда его крахмалила. В современном мире такое бельё – роскошь! – Я взглянула на Анну, щёки её покрылись лёгким румянцем удовольствия. – Потом Игнат к обеду шаньги принёс, такие же вкусные, как шаньги из моего детства. Бабушка их тоже в русской печи пекла. – Я засмеялась и кивнула в сторону печки. – И печь у неё такая же была – большая и белёная известью. Я просила Игната мою благодарность пекарю передать, теперь вот могу лично спасибо сказать, – я посмотрела на Татьяну. – Спасибо, готовите вы замечательно вкусно!

Татьяна вновь сверкнула глазами, но, как и Анна, отмолчалась. На кухне вновь повисла тишина.

«Им что, запрещено говорить с чужими?» – задалась я вопросом, перекладывая куски хлеба в поданную бабой Тоней корзинку.

– Детка, а бабушка твоя жива? – спросила она.

– Нет. Она умерла. Она мне всё время повторяла: «Учись, доча, пока я жива». Теперь я и рада бы поучиться, да нет её уже. Я первую свою вязаную вещь связала из точно такого пуха, из какого связан ваш подарок. Бабушка напряла пряжу, она же научила вязать, я и связала. – Я поочерёдно посмотрела на каждую из трёх женщин. – Я не знаю, кого благодарить за подарок.

Молодые обратились взорами к Антонине Дмитриевне.

– Я вязала, детка, я и шерсть пряду. Как твою бабушку звали?

– Баба Люба. Любовь Никаноровна.

– Скучаешь по ней?

– Помню. Просто помню. Благодарю, баба Тоня. За подарок, за добро ваше, за руки умелые.

– Носи на здоровье, детка, хорошая ты, благодарная. Повезло Сергей Михалычу с тобой!

Засмеявшись, я покачала головой.

– Это мне повезло с ним!

Дверь рывком распахнулась, и на пороге возник Игнат с пустыми лукошками в руке.

– Тёть Тань… – воскликнул он и запнулся, увидев меня. Потом разулыбался и наклонил голову. – Здрасьте.

– Добрый вечер, Игнат.

– Тёть Тань, положи мочёной капустки и огурцов малосольных по две порции. – Мальчик подошёл к столу, зачерпнул ложкой салат из миски и торопливо отправил себе в рот.

– Ты что делаешь? – вскричала Татьяна, подлетая к племяннику и замахиваясь кулаком. – Из общей-то!

Игнат засмеялся, прикрываясь локтем от нападения.

– Оголтелый! Положи себе на тарелку и ешь!

– Игнат, ты с нами за стол-то сядешь? – спросила баба Тоня.

– Не, баб, кто гостей обслуживать будет? Юсуф один не справится. Я так, иногда забегать к вам буду.

– Тогда сядь и поешь.

– Ага. Я вон тот салат буду.

Я взяла тарелку из стопочки, стоявшей тут же на столе, положила в неё салат и подала мальчику. Прислонясь спиной к холодильнику, он начал торопливо есть, поглядывая, как Татьяна наполняет керамические чаши капустой и огурцами и составляет их в лукошко. Взглянув на него, Татьяна с нарочитой строгостью указала:

– Хлеба возьми! Оголтелый.

– Не, тёть Тань, так вкуснее.

Поставив два, наполненных разносолами, разноса друг на друга, Анна унесла угощение в дом, я встала к раковине вымыть посуду.

– Оставь, детка, найдётся, кому помыть, – остановила меня Антонина Дмитриевна и подала полотенце. – Пойдём за стол, муж тебя заждался.

Я послушно закрыла кран и взяла полотенце. Она скупо улыбнулась и опять похвалила:

– Хорошую девушку Сергей Михалыч за себя взял. И собой красива, и словами благодарна, и руками умела. Хотя с его-то деньгами, тебе умелой хозяйкой и незачем быть. Поди, кухарка у вас на кухне работает, не ты?

– Не я.

Она понимающе покивала головой.

– Ну да большим домом тоже надо уметь управиться. За моими вон девками постоянный контроль нужен, сами-то изболтаются, да иссмеются, и дела не сделают. – Она тяжело вздохнула, беря в руки корзинку с нарезанным хлебом. – Вишь, как тоненько нарезала, мы так и не сумеем.

Татьяна бросила сердитый взгляд на свекровь, но промолчала.

– Человек-то в доме сколь у вас живёт? – по дороге в дом продолжала расспросы баба Тоня.

– С нами восемнадцать.