Семья

– В школу Олесь детей на машине отвозил. Они кошку и дома закрывали, и из машины вытаскивали, она всё равно ухитрялась как-то их обмануть. Потом рукой махнули, ездит и ездит, главное, что она в здание школы не заходила. Однажды учительница Глеба заболела, класс раньше времени распустили по домам. Глеб дожидался отца во дворе школы и, от нечего делать, взялся задачку решать. Ребята из параллельного класса на переменке покурить вышли, увидели его и вздумали пошутить – тетрадку отобрали, посмеялись над чем-то. А Глеб взрывной, как отец, бросился отбирать тетрадку. Парни перебрасывали тетрадку один другому, а Глеб бегал между ними на своих ножках, пока не упал. Тут Курва и объявилась. Вначале налетела на того, что тетрадку держал, он как раз махал ею над упавшим Глебом, она нос ему поцарапала, щёку. Второй парнишка рот разинул от удивления, не сразу отреагировал, когда Курва прыгнула, глазом чуть не поплатился, кошка веко нижнее ему порвала. Такая вот Курва-защитница. Раз в год котят приносила, рожала на коленях у Глеба. Они коробочку для котят приготовили, поставили в комнате Глеба, а кошка решила спать на привычном месте, туда же и котят перетаскала. Глеб спать боялся, думал, придавит кого во сне. Обратно в коробку котят отнесёт, только ляжет, кошка их снова в кровать тащит. Поутру Олесь утопил котят. А во второй раз окотилась, так и не подошла ни разу к котятам. В конце концов, стерилизовали они её.

– А почему Курва дождалась бы тебя, если бы знала, что ты приедешь?

– А она на коленях у меня любила полежать. Каждый раз, когда я приезжал, заглядывала в мой домик поздороваться.

Не удержавшись, я тяжело вздохнула. Серёжа вопросительно взглянул на меня.

– Что ты? Котят пожалела? … Чего молчишь?

– Боюсь говорить, Серёжа.

В свете фар проезжающих автомобилей, я видела, как изменилось его лицо. Улыбка пропала, брови нахмурились.

– Ваша кошка умерла за несколько месяцев до смерти Насти. Помню, Настя писала, что кошка её защищала, устраивая кровавые бои с чужими в доме. Не думаю, что стоит проводить аналогию, Девочка. Выбрось это из головы.

Я поменяла положение, оперлась спиной на спинку кресла и спустила ноги.

– Стараюсь.

Некоторое время мы ехали молча. Я думала о том, что нам надо поговорить, но не решалась начать разговор. Серёжа словно услышал мои мысли и проворчал:

– Вернёмся поздно. Хотел позвать тебя в Кресло Правды.

Уродливое своей громоздкостью Кресло Правды переехало с нами из старого дома в новый и, по-прежнему, выполняло ту же функцию – служило местом прямых и непростых разговоров.

– Можно представить, что мы сейчас в Кресле Правды, – предложила я.

Он мельком взглянул на меня и отмолчался – не принял предложения. Я сделала ещё одну попытку:

– Серёжка, мы совсем перестали говорить друг с другом. Я понимаю, ты чувствуешь себя покинутым…

– Скорее, отброшенным за ненадобностью. И не выброшен совсем, и сейчас без надобности. Я тоскую, Маленькая. Тоскую по глазам твоим, которые лучатся только для меня, по смеху, адресованному только мне. У нас, к счастью, есть секс, и в момент близости я чувствую, что ты моя, как и прежде, но наступает утро, и ты ускользаешь в свою жизнь. В твоей жизни много людей и много забот, но нет места мне. – Сергей сосредоточенно смотрел на дорогу, наращивая скорость, умело обгонял машины, обогнав, скорость уже не сбрасывал. – Вернись ко мне, Девочка, мне трудно это говорить, но я уже отчаялся ждать. Иногда я хочу забыться и ничего не помнить, ни счастливого прошлого, ни тоски настоящего. Иногда хочу утащить тебя в какую-нибудь нору, где никто не посягнёт на твоё время, и смотреть, смотреть на тебя, не отрываясь, наслаждаясь возможностью не торопиться. Целовать тебя не спеша, смеяться пустякам, молчать, чувствуя твоё тепло. – Он вновь мельком взглянул на меня и спросил: – Маленькая, у нас всё это было. Как случилось, что мы утеряли наше единство?

«Наше единство мы не теряли, – мысленно ответила я, – у нас его попросту никогда не было, потому что в «мы» ты так и не научился жить». Подумала и промолчала. Обвинять не хотелось.

Машина летела домой, обгоняя попутные и устрашая водителей встречных автомобилей. Опасаясь столкновения, те давили на клаксоны, глядя искажёнными страхом и злостью лицами на Серёжу. Я вспомнила нашу самую крупную ссору, случившуюся несколько лет назад… поёжилась от озноба, вдруг увидев перед глазами старательно забытый взгляд Серёжи, и медленно, длинно-длинно втянула в себя воздух.

В детстве время тянется медленно, один день можно приравнять к месяцу, а то и к нескольким, из жизни взрослого. А у нас начало обучения деток верховой езде откладывалось уже месяц. Их уже не удовлетворяло катание на лошади вместе со мной или дедом, они хотели сами сидеть в седле. И страшнее всего было то, что ни Макс, ни даже Катя и вопросов уже не задавали, они молчаливо вздыхали, бросая украдкой укоризненные взгляды. Каждый день они приходили на конюшню и подкармливали пони морковью.

В одно из таких посещений я отошла к Красавице, и услышала разговор Кати с Кармен: