– Я у них не был, – продолжал Стефан, – прибежал, Василич мне навстречу из двери выскакивает, а тут и Павел от ворот прибежал. Павел Василича к себе увёл.
– Серёжа, я пойду к Маше, узнаю.
Я вошла в коттедж и постучала в дверь Машиной квартиры, не ожидая ответа, приоткрыла дверь и позвала:
– Маша!
Из глубины донёсся плач. Я вошла и пошла на звук. Маша ползала на четвереньках по полу спальни и собирала в ладошку коралловые бусины. Тонкая ночная рубашка, провалившись в ложбинку меж больших ягодиц, прикрывала срам, высоко открывая, не знавшие солнца, сдобные бёдра Маши.
– …ыыыы … – плакала она, елозя по полу. Косы двумя змеями елозили вслед за ней.
– Маша.
– …ыыы … ох, Мал…кая… Васяааа… порвал… – находя бусину, не меняя позы, она толкала её в кулачок и начинала искать следующую, – сказал… не надо мне… пусть принц… теперь… ыыыы… дарит…
– Маша…
– …осерчал… ыыыы… теперь насовсем… ушёл…
– Маша, остановись… – я присела перед ней, взяла за плечо и тряхнула. – Маша, послушай меня.
Взглянув на меня, она зло выкрикнула:
– Да пропади он… ваш принц… ыыы… – и потянулась за следующей бусиной, – подарки его…
– Посмотри на меня! – Я сильнее тряхнула её за плечо. – Маша! Хватит ползать!
Она всхлипнула и обиженно уставилась на меня.
– Маша, сейчас мы соберём все бусины пылесосом. Где пылесос? Помнишь?
Некоторое время она соображала, потом кивнула.
– Принеси! – велела я.
Опершись на кровать руками, Маша поднялась на ноги, так и не одёрнув замятую ягодицами рубашку, вышла из спальни. Я вышла вслед за ней, в гостиной достала из серванта хрустальную вазу и поставила на стол.
– Ааа, чтоб тебя… – выругалась на что-то Маша, чем-то загремела и вынесла из кладовой пылесос.
– Чистый? – спросила я, указывая на пылесос.
Маша повернула пылесос пылесборником ко мне и неуверенно кивнула:
– Вася в последний раз мыл, больше не пользовались.
Я взялась за ручку пылесоса; со страхом глядя на меня, она придержала его и спросила:
– Маленькая, он… не сожрёт?
– Он сожрёт, Маша. Нам это и надо! Положи бусины в вазу, что ты в них вцепилась? И, Маша, надень что-нибудь на себя!
Маша разлепила кулак над вазой, ссыпала бусины, нескольким пришлось помочь упасть, бусины прилипли к ладошке. Я направилась в спальню, осмотрела кровать, перетрясла подушки и одеяло, тщательно пропылесосила пол в спальне, вышла в гостиную и, на всякий случай, прошлась пылесосом по гостиной. Вынула из пылесоса контейнер для мусора и подала, надевшей на себя халат, Маше.
– Если на шкаф не взлетели, то все здесь.
Маша тупо смотрела на краснеющие сквозь хлопья пыли бусины.
– А теперь рассказывай, что случилось.
– Вася ушёл… – и лицо её опять исказилось.
– Что случилось, Маша? – повторила я вопрос.
– Принц платок привёз, – она указала глазами на нечто цветастое и с бахромой, комком валяющееся на кресле, – подарок… я похвасталась… – она опять всхлипнула, – хороший, дорогой… ты забери от греха. Вася осерчал и рукой за бусики… – Маша метнулась ладошкой к шее, пошарила на всякий случай и, вновь исказив лицо, всхлипнула: – Порвал.
Она повернулась и пошла на кухню, там поставила контейнер на стол, села и обречённо подвела итог:
– Теперь всё. Теперь не простит.
– Завтра возьмёшь платок, изрежешь на кусочки или сожжёшь на глазах у Василича. Скажешь, что из жадности не смогла от хорошей вещи отказаться.
Она безнадёжно махнула рукой.
– Без толку. Я Васе всё рассказала, как ты учила. И про любовь, и в дурости повинилась. Теперь и, что говорить, не осталось.
– А ничего нового говорить и не надо, повторишь, что сегодня сказала. Василичу любовь твоя нужна, а не красивые слова. Всё! Ложись спать, Маша!
Она покорно кивнула и проводила меня до двери. Я уже переступила порог, когда она меня остановила:
– Маленькая!
Я оглянулась.
– Вася меня простит?
– Василич уже простил, а ты этим дурацким платком по его живой ране прошлась.
Она жалко скривилась, приготовляясь снова заплакать. Я предостерегающе покачала головой.
– Хочешь завтра вернуть мужа в супружескую спальню, тебе не плакать надо, а выспаться.
Серёжа ждал на скамейке с моей курткой в руках. Кто-то принёс её, пока я бусы собирала.
– Ты, на ночь глядя, решила у Маши уборку сделать?
Я хохотнула и проворчала:
– Не помешало бы!
Он снял с меня свой пиджак и помог надеть куртку.
– Василич прямо на ней бусы порвал, я собирала их пылесосом.
– А завтра собрать нельзя было?
Я покачала головой.
– Для Маши и Василича эти бусы – символ любви.
Несмотря на поздний час, и граф, и Его Высочество дожидались нас в гостиной.
– О, Андрей, Ваше Высочество, зачем же вы не спите?
– Что там, детка! Всё в порядке? – с тревогой спросил граф.
– Всё в порядке, Андрей! Ваше Высочество! – Я посмотрела на Андрэ, на принца – оба были слишком непроницаемы лицом, и подумала, что они обменялись неприятными для обоих объяснениями. – У Маши порвались её любимые бусы.
– Рад, детка, что всё обошлось! Доброй ночи! – Граф поцеловал меня, кивнул Сергею и Его Высочеству и направился к лестнице.
Минуту спустя принц сделал то же самое – простился со мной и Сергеем и тоже ушёл.
Он ещё не скрылся из виду, когда Серёжа жарко прошептал: