Когда он добрался до своей квартиры, дверь, открытая в комнату Жака, напомнила ему, что брат принят. Пять лет неусыпных наблюдений и забот, и наконец успех. «Ясно помню тот вечер, когда встретил Фаври на улице Эколь, — тогда у меня впервые мелькнула мысль, что Жаку нужно поступить в Эколь Нормаль. В тот день сквер Монж засыпало снегом. Было попрохладнее, чем сегодня», — вздохнул он. Он уже предвкушал, как приятно будет принять холодный душ, и нетерпеливо, словно ребёнок, стянул с себя одежду, разбросав всё куда попало.
Вышел он после душа помолодевшим. Он думал о Пакмель и посвистывал от удовольствия. То, что на его языке называлось женщинами, занимало в его жизни лишь второстепенное место, а для нежных чувств места вообще не было. Он довольствовался мимолётными встречами и даже похвалялся этим, — ведь так было практичнее. Впрочем, не считая иных вечеров, он довольно легко воздерживался от всего этого — не потому, что держал себя в руках, не потому, что обладал холодным темпераментом, а потому, что «всё это» составляло часть иного образа жизни, отличного от того, который он раз и навсегда решил вести. Он считал, что все эти якобы необоримые влечения всего лишь проявления слабой воли, он же был человеком «волевым».
«Дзинь!» — кто-то позвонил. Взгляд на часы: в крайнем случае ещё есть время осмотреть больного, перед тем как он присоединится к компании, собравшейся у Пакмель.
— Кто там? — крикнул он через запертую дверь.
— Это я, господин Антуан.
Он узнал голос г‑на Шаля и впустил его. Пока г‑н Тибо жил в Мезон-Лаффите, его секретарь по-прежнему работал на Университетской улице.
— А, да это вы? — будто в забытьи произнёс г‑н Шаль. Ему неловко было смотреть на Антуана, стоявшего перед ним в кальсонах, и он отвернулся, недоуменно пробормотав: — В чём дело? — и тут же добавил: — Ах да, вы одеваетесь! — и поднял палец, словно разгадал загадку. — Я вас не побеспокоил?
— Я ухожу через двадцать пять минут, — поспешил предупредить его Антуан.
— Настолько я вас не задержу. Посмотрите-ка, доктор. — Он положил шляпу, снял очки и вытаращил глаза. — Ничего не видите?
— Где?
— У меня в глазу.
— В каком?
— Да вот в этом.
— Не двигайтесь. Ровно ничего не вижу. Может быть, просквозило?
— Да, наверное! Благодарю. Это пустяки, просквозило глаз, и всё… Оба окна были открыты. — Он кашлянул и надел очки. — Благодарю, вы меня успокоили. Просквозило глаз, и всё. Ведь это частенько случается — пустяки. — Он хохотнул и добавил: — Видите, я немного отнял у вас времени.
Но он и не думал надевать шляпу и даже присел на краешек стула и, вытащив носовой платок, вытер лоб.
— Жарища, — заметил Антуан.
— Да, уж это точно. — ответил г‑н Шаль, хитро сощурившись. — Что и говорить, грозовая погода. Жалко тех, кому приходится ходить туда да сюда, хлопотать о всяких делах.
Антуан, шнуровавший ботинок, поднял голову.
— О каких же это делах?
— И всё по такой жаре! — продолжал г‑н Шаль. — Прямо задохнуться можно во всех этих канцеляриях да комиссариатах. А ответ всё откладывают и откладывают на завтра, — заключил он, с незлобивым видом покачивая головой.
Антуан пристально смотрел на него.
— Кстати, — продолжал г‑н Шаль — я уже давно хотел спросить вас, не знаете ли вы приюта для людей пожилого возраста?
— Пожилого возраста?
— Ну да. Для престарелых. А не для неизлечимых больных. Вроде богадельни в Пуан-дю-Жур. Такого воздуха, как там, нигде не найти. И вот ещё о чём хотел я вас спросить, господин Антуан, раз уж мы с вами разговорились. Не случалось ли вам находить монету в сто су — забытую монету?
— Забытую?.. Где, в кармане?
— Да нет… В саду. Можно сказать, на улице.
Антуан стоял с брюками в руках, смотрел на г‑на Шаля и думал: «Очутишься в обществе такого болвана и сам просто в идиота превращаешься». Он сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться, и серьёзно сказал:
— Мне не совсем ясен ваш вопрос.
— Значит, так… например, люди иногда теряют какую-нибудь вещь, а другие ведь могут эту вещь найти… Верно?
— Разумеется.
— Ну вот, скажем, если бы ненароком вы её нашли, как бы вы поступили с находкой?
— Я бы стал разыскивать владельца.
— Так-то оно так. А если б никого не оказалось?
— Да где?..
— В саду, на улице, например…
— Ну тогда я отнёс бы находку в полицейский комиссариат.
Господин Шаль усмехнулся.
— Ну, а если бы это были деньги? Хе-хе… Ну, скажем, пятифранковик? Ведь нам-то хорошо известно, что было бы, если бы он попал в руки к этим субъектам.
— Вы что же думаете, комиссар его бы присвоил?
— Ясно!
— Помилуйте, господин Шаль. Прежде всего, тут ведь не обойдёшься без всяких формальностей, писанины. Да вот, кстати, как-то мы с приятелем нашли в фиакре детскую погремушку, просто прелесть была, ей-богу, сделана из слоновой кости и позолоченного серебра. Пошли в комиссариат, там записали фамилии — мою, моего приятеля и кучера, — наши адреса, номер экипажа, заставили подписать заявление и выдали квитанцию. Вас это удивляет? А год спустя моего приятеля известили, что владелец за погремушкой не явился, и пригласили прийти за ней.
— А это почему?