Семья Тибо.Том 1

— Я не понял её жаргона, — заметил он. — Должно быть, она приняла вас за другую.

— Женщина в голубом несколько раз повторяла, что надо заплатить по счёту и переехать.

Жером пожал плечами, и г‑жа де Фонтанен уловила как бы отголосок прежнего его смеха — немного искусственного, немного фатовского смеха, — узнала его манеру смеясь откидывать голову.

— Ха-ха-ха!.. До чего это глупо! — воскликнул он. — Старуха, может быть, боится, что я не уплачу! — Казалось, он считает совершенно нелепым само предположение, что ему может быть трудно уплатить долг. — Да и чем я виноват? — продолжал он, вдруг помрачнев. — Я так хлопотал. Ни в одну гостиницу нас не хотят пускать.

— Да, но она мне сказала — из-за полиции?

— Сказала — из-за полиции? — повторил он с изумлением.

— Вот именно.

Снова она заметила на лице Жерома то знакомое, мнимо наивное выражение, воспоминание о котором было связано с самыми тяжкими минутами её жизни, и сейчас это так угнетающе на неё подействовало, будто в воздухе вдруг распространилась зараза.

— Чепуха! Чего ради станут вести дознание? Из-за того, что на нижнем этаже лежит больная? Вздор! Главное — отдать пятьсот флоринов этому лекаришке.

Госпожа де Фонтанен плохо понимала, о чём идёт речь, и это было мучительно, так как ею владела постоянная потребность в ясности. А мучительнее всего было то, что Жером, как всегда, впутался в неприятную историю, замарал себя какими-то уловками, о которых она просто не знала, что и думать.

— Сколько же времени вы тут находитесь? — спросила она, решив хоть что-нибудь выведать.

— Две недели. Нет… поменьше: дней двенадцать, пожалуй, десять. Всё у меня в голове смешалось.

— Ну а… что за болезнь?.. — продолжала она и последнее слово произнесла таким подчёркнуто вопросительным тоном, что увильнуть он не мог.

— В том-то и дело, — отозвался он как будто без всяких увёрток. — С врачами-иностранцами так трудно столковаться! Это какая-то местная болезнь, знаете, одна из форм голландской лихорадки… Испарения каналов… — Он подумал и продолжал: — Здесь, в городе, распространена болотная лихорадка — полно всяких миазмов, — они ещё плохо изучены…

Она слушала его рассеянно. Против воли отмечала, что всякий раз, когда вопрос касался Ноэми, сама поза Жерома, и то, как он пожимает плечами, и безразличный тон, каким он упоминает о её болезни, словом, всё отнюдь не говорит о пылкой страсти. Однако она гнала от себя мысль об охлаждении.

Он не замечал испытующего взгляда, который она с него не сводила; подошёл к окну и, не поднимая штору, внимательно осмотрел набережную. А когда снова приблизился к жене, на его лице появилось то строгое, трезвое и правдивое выражение, которое она хорошо знала, которого так боялась. Он сказал без всякого перехода:

— Благодарю вас, вы так добры. Приехали, несмотря на всё то горе, которое я вам причинил… Тереза… Мой друг…

Она отпрянула, не глядя на него. Но она была так чутка к душевным переживаниям ближнего, а к переживаниям Жерома особенно, и в этот миг не могла отрицать, что он был по-настоящему взволнован, что его благодарность была искренней. И всё же она запретила себе отвечать, запретила себе говорить с ним.

— Проводите меня… туда, — попросила она.

Он не сразу согласился, но, поколебавшись, сказал:

— Пойдёмте.

Ужасное мгновение близилось.

«Держать себя в руках! — внушала себе г‑жа де Фонтанен, шагая вслед за Жеромом по длинному сумрачному коридору. — Может, она ещё в постели? Выздоравливает? Что я ей скажу?» И вдруг подумала, что у неё самой лицо помятое, усталое, и подосадовала: хоть бы шляпу надела.

Жером остановился перед закрытой дверью. Г‑жа де Фонтанен дрожащей рукой провела по своим седым волосам, подумала: «Уж она-то найдёт, что я постарела». Мужество её покидало.

Жером тихо отворил дверь. «Она лежит», — решила г‑жа де Фонтанен.

В комнате стоял полумрак, занавески из набивной ткани в синих разводах были опущены. Две чужие женщины поднялись при её появлении. Одна — низенькая, должно быть, служанка или же сиделка, в фартуке, что-то вязала; другая была рослая матрона лет пятидесяти, в чепце, какие носят итальянские поселянки; когда г‑жа де Фонтанен прошла на середину комнаты, она попятилась назад и, что-то шепнув на ухо Жерому, исчезла.