Семья Тибо.Том 1

Госпожа де Фонтанен решила, что Николь не надо ещё раз заходить в ненавистное заведение на канале, что прямо с кладбища она увезёт девушку на вокзал; Жером должен был к ним присоединиться, захватив чемоданы. Впрочем, Николь не захотела взять ни единой вещи, решительно отказалась от безмолвных свидетелей жизни её матери на чужбине; и брошенные чемоданы Ноэми заметно упростили переговоры с содержательницей номеров при сведении последних счётов.

Когда Жером, расплатившись за всё, остался один в фиакре, по дороге на станцию, он вдруг поддался внезапному порыву и, так как до отхода поезда ещё оставалось много времени, велел кучеру повернуть назад, — пожелал в последний раз побывать на кладбище.

Он поплутал, отыскивая могилу. Приметив её издали по взрыхлённой земле, снял шляпу, подошёл ровным шагом. Тут отныне покоились шесть лет совместной жизни и разрывов, ревности и примирений, шесть лет воспоминаний и тайн, до той последней, самой трагической тайны, которая привела её сюда.

«Впрочем, всё это могло кончиться ещё хуже… — подумал он и установил: — Терзаюсь я мало», — а между тем сморщенный лоб и полные слёз глаза как будто говорили об ином. Что поделать, если радость, которую он испытал от встречи с женой, сильнее его горя? Да, кроме Терезы, он никого не любил! Постигнет ли она это когда-нибудь? Поймёт ли она когда-нибудь, она — холодная, замкнутая, — что только она одна, наперекор всему, заполняет собою всю жизнь этого искателя любовных приключений, который, однако, ни разу не испытал настоящей любви? Понять ли ей когда-нибудь, что рядом с всепоглощающей привязанностью, которую он испытывал к ней, любые увлечения так мимолётны? Но ведь у него именно сейчас было этому новое доказательство: Ноэми умерла, а он не потерян, не одинок. Пока Тереза жива, пусть она будет ещё отчужденнее, пусть воображает, будто порваны все связи, которые их соединяли, он одинок не будет. Он попробовал было хоть на миг представить себе, что это Тереза лежит там, под холмиком, усыпанным цветами… но сама мысль была нестерпима. Он ни разу не упрекнул себя за все те огорчения, которые причинил жене, ибо в эту торжественную минуту, перед этой могилой, он верил, будто ничего важного не утаивал от неё, будто нет на свете более сильной и верной любви, чем та, что он испытывает к ней; будто никогда ни на мгновение не был ей неверен. «Как-то она со мной поступит? — подумал он, впрочем, с доверием. — Пожалуй, предложит вернуться к ней, к детям…» Он всё так и стоял — согнувшись, с лицом, омоченным слезами, и сердцем, озарённым коварной надеждой.

«Всё было бы прекрасно, если б не существовала Николь».

И он увидел, будто наяву, безмолвную фигуру девушки, её ненавидящий взгляд. Он увидел, будто наяву, как она склонилась над могилой, и снова услышал сухие, надрывающие душу рыдания, рыдания, которых она не могла сдержать.

Ах, мысль о Николь была для него просто пыткой. Неужели из-за него девушка, подхлёстнутая возмущением, покинула материнский дом? Из недр памяти всплыли обрывки проповеди: «Горе тому, из-за кого свершается бесчинство…» Как же сделать, чтоб она простила? Как вновь завоевать её расположение? Несносно было для него сознание, что кто-то его не любит. И тут чудесная мысль пришла ему на ум: «А что, если я её удочерю?»

И всё сразу прояснилось. Он увидел Николь — вот они вместе в маленькой квартирке, в которой она навела уют ради него, предупреждает все его желания, помогает принимать гостей. А летом, пожалуй, можно было бы вместе и попутешествовать. И все бы восхищались тем, как он старается загладить свою вину. И его одобрила бы Тереза.

Он надел шляпу и, повернувшись к могиле спиной, торопливо зашагал к экипажу.

Состав был подан до его приезда на вокзал. Его спутницы уже заняли места в купе, и г‑жа де Фонтанен недоумевала, почему муж запаздывает. А вдруг у Жерома неприятности в пансионе? Всё было возможно. А вдруг Жером не сможет уехать? Неужели же взлелеянная ею мечта о том, что она увезёт его в Мезон, поможет ему возвратиться к семейному очагу, а быть может, и раскаяться, давняя эта мечта развеется, так и не осуществившись? Страхи её усилились, когда она увидела, как он спешит к ней, какое у него взволнованное лицо.

— Где Николь?

— Она там, в коридоре, — ответила она удивлённо.

Николь стояла у полуоткрытого окна; взгляд её безразлично скользил по блестящим рельсам. Была она печальна, но ещё больше утомлена; печальна и всё же счастлива, ибо вся нынешняя скорбь не могла ни на секунду затмить её счастья. Жива ли, мертва ли её мать, ведь всё равно жених ждёт её! И она снова и снова пыталась отогнать греховную мысль — что уход в небытие её матери был в какой-то мере для её жениха избавлением — устранилось единственное тёмное пятно, которое до сих пор омрачало их будущее.

К ней неслышно подошёл Жером:

— Николь! Умоляю! Во имя твоей матери, прости меня.