Семья Тибо.Том 1

— Very well![25] — воскликнул он. — У вас ещё почти час впереди, лентяй вы этакий! Скиньте куртку и пробегитесь вокруг Люксембургского сада, установите новый рекорд в беге! Go on![26]

Юноша переглянулся с матерью и встал.

— Хорошо, хорошо, оставлю вас вдвоём, — сказал он лукаво.

— Хитрый мальчишка! — пробормотал Грегори и погрозил ему кулаком.

Но как только они остались с г‑жой Фонтанен наедине, его безволосое лицо потеплело, глаза сделались ласковыми.

— А теперь, — сказал он, — пора мне обратиться к вашему сердцу, dear.

Он сосредоточился, как для молитвы. Потом нервным движением запустил пальцы в свои чёрные космы, взял стул и уселся на него верхом.

— Я его видел, — объявил он, глядя на побледневшую г‑жу де Фонтанен. — Я пришёл по его просьбе. Он раскаивается. Как он несчастлив!

Он не спускал с неё глаз; казалось, обволакивая её своим непреклонно-радостным взглядом, он пытается умерить боль, которую сам же ей причинял.

— Он в Париже? — пробормотала она, не думая о том, что говорит, — ведь она знала, что Жером сам заходил позавчера, в день рождения Женни, и оставил у консьержки в подарок дочери фотографический аппарат. Где бы он ни был, он никогда не забывал поздравлять своих с семейными праздниками. — Вы его видели? — спросила она растерянно, и её лицо выразило смущение.

Долгие месяцы она непрестанно думала о нём, но это были всё мысли неопределённые, смутные, теперь же, когда о нём зашла речь, она словно оцепенела.

— Он несчастлив, — настойчиво повторил пастор, — Он терзается угрызениями совести. Та жалкая тварь по-прежнему выступает в театре, но он питает к ней отвращение и не желает её больше знать. Он говорит, что не может жить без жены, без детей, и я думаю, что он говорит правду. Он просит у вас прощения; он согласен на любые условия, только бы остаться вашим супругом; он просит вас отказаться от мысли о разводе. Ныне лицо его — я это ощутил — точно лик праведника; он теперь прямодушен и добр.

Она молчала, устремив глаза вдаль. Её полные щеки, немного отяжелевший подбородок, мягко очерченный нежный рот — всё дышало такой снисходительностью и добротой, что Грегори решил: она прощает.

— Он говорит, что вы оба должны в этом месяце предстать перед судьёй для примирения, — продолжал Грегори, — и только затем начнётся вся эта бракоразводная канитель. И он умоляет простить его, ибо он действительно в корне переменился. Он говорит, что он совсем не такой, каким кажется, что он лучше, чем мы думаем. Я тоже так полагаю. Он теперь хочет работать, если сумеет подыскать какую-нибудь работу. И если вы согласитесь, он будет жить здесь, вместе с вами, вступив на стезю обновления и исправления.

Он увидел, как искривился её рот, задрожал подбородок. Она передёрнула плечами и сказала:

— Нет.

Тон был резкий, взгляд горестный и надменный. Её решение казалось бесповоротным. Грегори откинул голову, закрыл глаза и долго молчал.

— Look here,[27]— сказал он потом совсем другим голосом, далёким и холодным. — Я расскажу вам одну историю, которая вам неизвестна. Это история о человеке, который любил. Итак, слушайте. Ещё совсем молодым человеком он был обручён с бедной девушкой, такой доброй и красивой, так любимой богом, что и он её полюбил… — Его взгляд стал тяжёлым. — …всей душой, — договорил он с особой интонацией. Потом, словно с трудом вспомнив, на чём он остановился, продолжал уже гораздо быстрее: — И вот что произошло после свадьбы: этот человек понял, что его жена любила не только его, что она любила другого человека, который был их другом и бывал у них в доме как брат. Тогда бедный муж увёз жену в далёкое путешествие, чтобы помочь ей забыть; но он понял, что отныне она будет любить лишь его друга и никогда не полюбит его; и начался ад. Он увидел, что прелюбодеяние вошло в плоть его жены, и вошло в её сердце, и наконец проникло ей в душу, ибо она стала несправедлива и зла. Да, — проговорил он сурово, — это было поистине страшно: она стала злой из-за того, что ей помешали любить; и он тоже стал злым, потому что вокруг них было лишь отрицание. И как вы думаете, что же сделал тогда этот человек? Он стал молиться. Он думал: «Я люблю человеческое существо, и ради него я должен отвергнуть зло». И в радости позвал он жену свою и своего друга к себе в комнату, протянул им Новый завет и сказал: «Я сам пред лицом бога торжественно сочетаю вас браком». И все трое заплакали. Но потом он сказал: «Не бойтесь: я ухожу и никогда больше не помешаю вашему счастью». — Грегори прикрыл ладонью глаза и произнёс совсем тихо: — Ах, dear, какое великое воздаяние божье — память об этой самозабвенной любви! — Он поднял голову. — И как он сказал, так и сделал: оставил им всё своё состояние, ибо был несметно богат, а она бедна, как Иов многострадальный{39}. И уехал далеко-далеко, на другой конец света, и я знаю, что он живёт одиноко вот уже семнадцать лет, без денег, зарабатывая себе на жизнь, так же, как я, простым помощником санитара в Christian Scientist Society.