Семирамида. Золотая чаша

— Эта добавка вряд ли украсила бы тебя. Она и счастья тебе не добавила бы, ибо женщина не только высасывает из мужчины все соки, но и лишает его разума. Наглядный пример – наш доблестный Нинурта, но об этом после.

Некоторое время Шурдан разгуливал по спальне, потом одобрительно кивнул.

— Ты и на этот раз сумел удивить меня. Твой план перспективен, особенно если принять во внимание, что, оказавшись в Вавилоне, ты тут же улизнешь с камнями, и я уже никогда не смогу найти тебя.

— Господин неверно понял меня, – загорячился евнух. – Я не имел в виду дать деру. Если угодно, пусть ко мне приставят охрану.

— Пустое, – равнодушно махнул рукой наследник. – Ты сумеешь заговорить любого охранника. Хотя…

Он улыбнулся, приблизился к евнуху, дружески положил ему руку на плечо, заглянул в глаза.

— Однако мне известен человек, которого ты не сможешь обмануть.

Сарсехим выказал крайнюю степень удивления.

— Кто же у нас такой проницательный?

— Ардис. Добросовестный и опытный пес. Если пригрозить старику, что вся его семья останется в заложниках, а в помощники дать молодого горячего скифа, ты будешь чувствовать себя в полной безопасности.

Сарсехим опустил глаза.

Шурдан засмеялся.

— С тобой приятно иметь дело. Ты получишь три горсти самоцветов, среди которых будет с пяток самых ценных – прозрачных и искристых, какие добывают в Индии. Однако камни – это пустое. Я хочу заострить твое внимание на том, что придет час, и ты вспомнишь, что помог будущему повелителю мира. Это редчайшая удача, которой боги могут наградить человека. Можешь быть уверен – я не забываю ни тех, кто помог мне, ни тех, кто встал у меня на пути.

— Моей благодарности, – расчувствовался евнух, – нет предела, но… – он сделал паузу и потыкал указательным пальцем в потолок. – Как отнесется к путешествию в Вавилон великий Салманасар?

— Это я беру на себя. Полагаю, он все одобрит, кроме маленькой детали – выкидыша. Но если несчастье все‑таки произойдет, тебе сохранят жизнь.

Шурдан долго молчал, потом вполголоса добавил.

— Если для того, чтобы избавиться от младенца, тебе придется избавиться и от матери, действуй, но пусть это останется нашей маленькой тайной.

* * *

Когда Сарсехим вернулся в казармы и увидел на крыльце разомлевшего Ардиса – тот, щурясь, грелся на солнышке – он едва не удержался, чтобы не пнуть его ногой. Стало обидно – знать бы, что судьба сведет его с этим добросовестным болваном, он давным–давно, еще в Вавилоне, избавился бы от него. Тогда ему это было раз плюнуть.

— Пожалей ногу‑то, – не разжимая век, предупредил старый вояка и ласково погладил рукоять боевой секиры, – а то я отвечу. Я так отвечу, что никто не посмеет обвинить меня в твоей смерти.

— Что ты, Ардис, – залепетал Сарсехим, – мне и в голову не приходило обидеть тебя. Ты мой защитник. Ты – единственный, от кого у меня нет секретов. Я всегда готов услужить твоей милости.

— Ласково поешь, – Ардис снял руку с оружия. – Видать, опять кого‑то предал?

Евнух едва удержался, чтобы не похвалиться – знал бы ты, старый дуралей, кого на этот раз я обвел вокруг пальца, ты бы умер со страха! Однако евнух смолчал и очень натурально изумился.

— Кто? Я?! Как ты мог подумать?..

— Не хочешь говорить, молчи. Скажу я. Сядь поближе.

Когда евнух пристроился рядом, евнух шепнул.

— Я договорился о встрече. Сегодня с наступлением темноты или завтра перед рассветом. Я же говорил, не теряй надежду, урод.

Сарсехим даже не обиделся. Сил хватило только на то, чтобы спросить

— О встрече с кем?

— Глупый ты человек! Баран, одним словом. С Шаммурамат, конечно. С кем еще?

* * *

Две семидневки Шами не видела мужа. Когда тот появился, сил у него хватило только для того, чтобы добраться до постели и, засыпая, вымолвить.

— Тебя желает видеть Салманасар.

Сказал и захрапел. Спал беспокойно, скрипел зубами, чем очень напугал встревоженную Шаммурамат. Слишком поспешно Нину увильнул от ласковых объятий. Такого с ним давно не случалось. Всякий раз ему хватало сил прижать Шами к сердцу, чмокнуть в губы, погладить грудь – а тут рухнул и в храп.

Он был с другой женщиной? Шами укорила себя за подозрительность, но все‑таки склонилась над мужем, принюхалась.

Не похоже.

Может, допустил какую‑нибудь оплошность? Ишпакай немедленно сообщил бы, что Нинурта впал в немилость. Может, что‑то брякнул сгоряча, он такой невоздержанный во хмелю…

Молодая женщина долго не могла сомкнуть глаз, а когда, наконец, провалилась в сон, обнаружила себя туго связанной, брошенной к подножию массивного алтаря, на котором восседал громадный, слепленный из глины истукан. Время от времени истукан наклонялся, шарил вокруг себя, хватал всякого, на кого натыкались короткие, толстые и на удивление подвижные персты. Идол поднимал руку и выдавливал кровь несчастного в огромную золотую чашу. Когда священная жидкость набиралась до краев, великан опустошал чашу.