Задерживаю мгновение в тишине. Оно растягивается моим пристальным, удерживающим взглядом. Я держу Хрупкость в этой секунде, растягиваю её как можно дольше, ведь в следующую он может исчезнуть. Горло колет страх, забирается на гланды, заставляя сипло хрипеть, спускается на лёгкие – и кислород выходит вон, словно обиженная барышня с бала. Пир кончился, уважаемые асы и ваны. Я – главный вор, укравший угощение со стола Матери Огня. Теперь мне с ним пировать до тех пор, пока сознание не перестанет трепыхаться в черепной коробке. Мягко провожу кончиками пальцев по волосам, убираю прядь со лба, приближаюсь вплотную, почти касаясь кончиками ресниц его кожи. Неужели земная тварь, из кости сумасшествия и исковерканности, могла отобрать единственное настоящее, что я имею в своей реальности?
Веки приподнимаются, сквозь щели бледно светит янтарь. Смотрю в затуманенные ожиданием и скрытым страхом глаза. Он ждал. Кивает, словно прочитав мои мысли, садится ровнее, наклоняясь ко мне, хмурится, касаясь пальцами моего лица, убеждаясь в отсутствии галлюцинаций, отпускает выдержку на волю, падая в изгиб моей шеи. Не жалуется. Не хрипит. Не стонет. Не дёргает пережитое в душе. Да и душа не дёргается. Спокойная, свернулась клубочком на моей груди, пригревшись в спасении впервые, во второй раз с гордостью знания ждала, храня это чувство долгие годы; пригодившись, оно действует автоматически в режиме ожидания. Теперь я пришёл навсегда. Навечно.
Провожу тыльной стороной ладони по щеке, Тим поднимает голову, встретившись с моими губами в поцелуе обещания.
Сверху донёсся грохот падающей двери. Крики полицейских заполнили пространство, вниз со светодиодными дубинами слетается стая мужчин в форме.
- Дрю! – Гарен падает на колени рядом с нами, я качаю головой. Просто машу ей, чтобы он не делал такое обеспокоенное, пугающее лицо.
Уходя вслед за Ренаром из кабинета, я кинул на стол Гарена записку с россыпью неразборчивых слов, что успел написать на ходу: «Едь за машиной с отрядом».
Тим отстраняется, обернувшись через плечо, садится полубоком, словно закрывая меня собой. Мужчина озадаченно окидывает взглядом парня: - Идти сам можешь?
Хрупкость поднимается, держать за балку, поднимаюсь следом, придерживая его за талию сзади.
- Дрю, ты ранен! – очевидные высказывания - конёк нашего полицейского участка.
- Успокойся. Пуля прошла насквозь. Вроде ничего не задето. До машины доберусь.
Юноша делает шаг назад, прижимаясь ко мне спиной.
- Всё в порядке, - обеспокоенность рябит, словно оголённый провод. Касаюсь его голыми руками, незаметно пробегаюсь кончиками пальцев вдоль затылка, гася взрыв паники.
***
Розалин слишком ворчлива для женщины. Такими брюзгами бывают лишь видавшие виды доисторические монументы египетских сфинксов, оживающих в свете полной луны.
Вздыхаю, стоически выслушивая порцию изысканных ругательств, пока в кабинет не заходит уставшая медсестра, посмотрев через плечо врача, окидывает меня сочувствующим взглядом, кашляет так громко, как может - Роза фыркает, не сочтя нужным обернуться и прервать заштопывание моей раны.
- Сэр, молодой человек, которого привезли с вами, отказывается от осмотра, - изгибаю удивлённо бровь, на что девушка продолжает: - Бригада по приезду осмотрела его, я лично убедилась в отсутствии каких-либо серьёзных повреждений, но… вы же понимаете, он провёл около суток у маньяка - нужно убедиться, что тот его не насиловал, - юной особе столь простая истина, нередко произносимая в пределах больницы, работающей с полицейскими управлениями, далась очень нелегко, с горячим чувством, растерянностью, жалостью к мальчишке, ровеснику, непониманием его спокойствия и рассудительности после пережитого. Наверняка, она рыдала, а он успокаивал, убеждая, что жизнь прекрасна. Усмехаюсь, наблюдая за девчушкой.
- Его не касались, - несмотря на убедительные речи Гурмана об ожидании меня к акту для зрителей восемнадцать плюс, пока я не увидел Хрупкость, причин верить маньяку не было. Его лицо и тело кричало бы об изнасиловании, но надрывалась только душа.
Клянусь стае в белых халатах соблюдать постельный режим, клянусь, пятясь скорее назад, чтобы с губ не слетело ещё невыполнимых обещаний.
Тим рядом, рассеянный, уставший, с глубокими кругами под глазами и печатью пережитого на лице.
Выходим из машины, вверх по лестнице. Наконец за закрытой дверью. Вдвоём.
Скрывается в проёме ванной, за шумом воды. Водное представление. Я приглашён.
Раздеваюсь на ходу, захожу внутрь душевой кабинки. Оборачивается. Смотрит. Столько доверия, открытости, искренности. Касаюсь взглядом шеи, ключиц. Многочисленные капли, скользят вниз, стремясь пройти полный путь от макушки до пят, подчёркивая отметины пальцев на запястьях, россыпь синяков на теле.
- Не делай такое лицо, - подушечки пальцев очерчивают подбородок, смотрю на него, затем внутрь него.