Серьезный коп (СИ)

Выдыхаю в секунду, показавшуюся мне самой жуткой, пронизывающую отравленными миллисекундами глубины души ледяными нитями, замораживающую моё беспокойное нутро, сковавшую берега в лёд, обратившую всё живое в иную веру мёртвого. Время внутри меня замерло, превратилось в суть паралича. Наступило ничто в бесконечности.

Моргает. Контроль надо мной даёт трещины – Дети Тьмы не способны удерживать власть над другим дольше секунды реального времени.

Мышцы тела ослабевают, организм, словно после наркоза, пытается вернуть силу и контроль.

- Ты отдал его Гурману? – нужно играть по правилам Тьмы. Если я буду взывать к архаизмам человечности, ничего не добьюсь. – Отдал, потому что он занял твоё место?

- Да, - внутри его глаз мелькает интерес. Контакт с первобытным установить проще, чем с напичканным современными техниками жизнеприспособления человеком.

- Тим жив? – сглатываю, сжимаю его плечи. До боли. Моей. Собственной он уже давно не чувствует.

Парень пожимает плечами, находясь во внутреннем диалоге с постояльцами преисподней.

- Если ты покажешь мне, где он держит мальчишку, ты сможешь остаться со мной навечно.

- Я итак могу остаться с тобой навечно. Зачем мне показывать тебе, где этот маленький ублюдок? – глаза сужаются, уголок губы надменно приподнимается.

- Я подумал, что ты прав, - ловлю пальцами подбородок, заставляю смотреть на себя. – Он занял твоё место и должен ответить за это.

- Лучшего судьи, чем Гурман, не найти, - склоняет голову на бок, бесстрашно отодвигая меня ладонью, слезает с дивана, подходя к ветхому шкафу, достаёт с полки вековые подобия тряпок для протирания пыли или ещё каких-то нужд.

- Это наше дело. Гурман здесь ни при чём, - подхожу со спины, забираю из рук лоскут ткани, парень упирается ладонями в края раковины, позволяя мне самому намочить холстину.

- С чего бы тебе вдруг соглашаться со мной, а, напарник? – поворачивается, вскинув подбородок.

Охлаждаю лицо начавшейся истерики, стирая подсохшую кровь.

- Ты не знаешь природу наших с ним отношений, - действительно не знаешь, щенок. Не ведаешь, насколько он ценен, насколько уникален. Не знаешь, насколько у него красивые живые янтарные глаза, нежная кожа, насколько приятно он пахнет настоящим, моим настоящим, и моим будущим, если я сейчас…

Наклоняюсь, под давлением злости и отчаяния, касаюсь губами его губ, задерживаюсь, понимая, что жалось к человеку не позволит мне быть ещё более жестоким с ним, чем этот поступок.

Утыкается лицом мне в грудь, ища очередной иллюзии. Дарую её, обнимая, словно шарлатан, убеждающий публику в истинности фокуса.

- Хорошо, я покажу.

Публика верит.

***

Рука об руку с Тьмой в машину. Глупо полагать, что я уговорил монстра, скорее Мастер удачно использует имеющийся предмет театральной бутафории, чтобы пригласить главного актёра исполнить заключительный акт пьесы. Режиссёр и сценарист в одном безумном лице Гурмана ожидает встречи, словно Призрак Оперы, вечно следующий Ангелом за Кристин, в итоге приходит к ней в его собственном театре. Мы сыграем без Виконта, без мадам Жири и Карлотты.

Заброшенная фабрика по заготовке древесины – о, как предсказуемо.

- Поворачиваю? – усмехаюсь.

- Нет, езжай прямо, - спокойно отвечает Ренар, не замечая моего удивления, ползущего вверх по лицу, расширяясь в глазах, изгибаясь в бровях.

Фабрика превращается в точку, исчезнувшую с течением миль из вида бокового зеркала. Время скребётся в окна, ощущая собственную заточённость внутри железной коробки с автоматической коробкой передач. Оно стареет, протухая, сгущаясь тучами вокруг того, кто не ощущает текучести временных рамок. Тьма не способна различать границы прошлого, настоящего и будущего; всё одно для него – вечное сейчас, вечное немедленно, нескончаемая замершая секунда времени, в которую она осознала собственную независимость от аспектов реальности.

Краем глаза смотрю на мальчишку: дремлет.

Сейчас Ренар похож на человека.

То, что в нём сидит, не позволит уснуть; если это случится, те крохи Человека, борющиеся за право существования, сгинут в неразличимых во внутренней тьме челюстях монстра.

- Останавливайся.

Автобан, по сторонам лес, никаких строений в виде придорожных кафе. От Живерни отделяет сорок минут езды, от Руана - ещё столько же. Центр дороги, освещённый лишь светом фар; мрачный, неприветливый лес, приспешник Гурмана и актёр, заглушающий мотор по предписанному сценарию.

Ведущий перешагивает через низкую линию ограждения дороги, ведомый – следом. Расстояние в метр между моим лицом и его затылком – волосы кажутся темнее, колючее, словно, чем ближе мы к логову, тем виднее просвечивает суть из-под костюма из человеческой кожи и костей.

Я готов сыграть в спектакле, доказываю стальную решимость хрустом веток под ногами.

Вероятно, Хрупкость живёт взаймы. Проникнув в полыхающее пристанище Матери Огня, я нарушил отмеренное время жизни живому существу, спася его и даровав часть своего времени: ровно половину того, что имел.