Серый ангел (СИ)

Это имя он произносит на болгарский лад с ударением на первом слоге. Роджер О,Нил — хозяин этого заведения, он же бармен, он же вышибала, сухопутный Моби Дик, три в одном — типичный ирландец, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Рыжеволосый, широкоскулый, с голубыми детскими глазами и огромными кулаками. Вообще, здоровьем его бог не обидел. Бывший морской пехотинец Ее Величества Королевы. И хотя Роджер на пятнадцать лет старше самого Бориса, он по-прежнему великолепен в уличной драке, и так же, как все циники иногда бывает поразительно наивен. Борис познакомился с Роджером неделю назад, когда пришел в его бар в первый раз. Умение Бориса пить неразбавленными крепкие напитки привели того в поистине ребячий восторг. Роджер даже как-то пробовал подражать, но после того, когда он с больной головой провалялся в постели два дня, в то время как Борис хоть вялый, но не лишенный присутствия духа оставался на ногах, его уважение к Борису окрепло еще больше.

Роджер достает из-под стойки большую двухлитровую покрытую легким слоем пыли бутыль. Сей сосуд, он держит только для особых посетителей вроде Бориса: настоящая пшеничная водка домашнего приготовления, чистейшая как слеза и не уступающая по вкусу лучшему шотландскому скотчу. Роджер уже было, хотел наполнить рюмку Бориса, но он его остановил.

— Вот что, фратер, достань мне стакан и себе налей.

Роджер, понимающе кивнув, ставит перед Борисом “сталинский”, граненый стакан. Налив его ровно на половину, затем, плеснув себе в маленькую пузатую стопку, он произнес тост: “За Ее Величество Королеву!”

Борис его поддерживает: “За Ее Величество Королеву!” Сидящий рядом блондинчик с лицом непорочного херувима, накачанный Харатьян в молодости, проявляет солидарность. Он высоко поднимает свой стакан с бурбоном.

— Лэхаим!

Чокнувшись с ними, Борис выпил стакан до дна. От ударной дозы спиртного в животе сразу зажглась лампочка, а в голове щелкает какой то переключатель, отчего в баре становится чуть-чуть светлее. Ближе к полуночи посетителей в бар набивается как сельдей в бочку, “народ для разврата собран”, и хотя входные двери закрыты, такое ощущение, что кондиционеры работают вхолостую. Ежеминутно к стойке подходят жаждущие выпивки посетители.

— Еще две недели такой жары, — говорит Роджер, — и я рассчитаюсь с банком за взятую ссуду.

— Да, пекло адово, — соглашается Борис, — Старики говорят, что такого здесь не было лет пятьдесят.

— Да чито ви знаете, Боря, — встревает в разговор блондинчик, — вот-таки приезжайте летом ко мне в Арад, тогда ви точно будете знать, чито такое по настоящему жарко.

Фридрих Изаксон, когда-то бывший соотечественник, а ныне гражданин Израиля, полугениальный журналист, как он о себе говорит, тоже является завсегдатаем сего злачного заведения. Несмотря на фамилию, которая точно определяет его национальную принадлежность, он скорее похож на мальчика из гитлерюгенд, чем на потомка рода Маккавеев. Вершина генетической мимикрии, шутит Фридрих. По поводу своей внешности он любит рассказывать всем один и тот же анекдот.

“Едут в поезде еврей Абрам и китаец.

— Простите, ви еврей? — спрашивает Абрам.

— Нет, я китаец, — отвечает тот.

— Нет, все ж таки ви еврей, скажите, чего ви стесняетесь? — говорит Абрам.

— Да нет же, я китаец, — уверяет его азиат. И так почти всю дорогу.

Наконец китайцу все это надоело, и он, чтобы отвязаться от Абрама говорит:

— Да, я еврей.

— Ну, вот, я ж таки говорил, — удовлетворенно произносит Абрам. — А скажите, вам никогда ни говорили, что ви ужасно таки похожи на китайца?”

Выдает Фридриха только непередаваемый акцент уроженца одесских дворов. Воспитание он получил от своей бабушки Цилии Ефимовны, весьма уважаемой дамы на Привозе, поэтому разговаривает Фридрих точно так, как когда-то изъяснялся легендарный, а ныне забытый Беня Крик. Фридрих — целый кладезь анекдотов о евреях и выдает он их по любому поводу с периодичностью автомата. В определенной стадии опьянения, как не парадоксально, он становится ярым антисемитом. “Запомни, Борис, — любит говорить он, — есть евреи, а есть жиды. И есть Фридрих Изаксон”.