Серый ангел (СИ)

В баре полно журналистов, Орбинск за последние два года стал этакой журналистской Меккой: в зале слышится английская, французская и немецкая речь. Среди посетителей есть даже два однояйцовых японца с обычными, ставшими частью национальной принадлежности фотоаппаратами. Вообще сегодня Орбинск похож на маленький Вавилон, думал Борис. Не удивлюсь если завтра я встречу каких-нибудь индейцев из глубин Амазонки. Дойдя до определенной степени опьянения, он переходит опять на рюмки. Когда Роджер наполняет уже шестую по счету, двери салуна распахиваются и в бар вваливаются около полувзвода американских солдат. В городе они охраняют Институт, в трех километрах от него находится их военная база. Вообще то Институт международный, но охраняют его почему-то только американцы. Теперь в Орбинске практически на каждом шагу можно встретить этаких рафинированных Рембо. В прочем встретить их теперь можно в любом уголке земного шара. Видел их Борис и в Афганистане, и во времена так называемой Малой Китайской войны и на Второй Корейской. В принципе, вояки они неплохие, но уж очень надеются на свою технику. Бориса всегда раздражал их бьющий через край оптимизм и самоуверенный снобизм покорителей мира. Таковы издержки борьбы дяди Сэма с международным терроризмом. Где еще можно спокойно пройтись, не опасаясь налететь на доблестных представителей американской миротворческой миссии, так это в необъятных русских просторах. За шесть лет пребывания в Международной Зоне Мира они забросили свою уже поднавязшую в зубах жвачку, без которой раньше невозможно было представить американского командос, и научились лузгать семечки, что резко подняло благосостояние древних бабулек, торгующих этим продуктом на каждом углу. Видимо, солдат к этой заразе пристрастили местные подруги.

Солдаты выстраиваются перед стойкой, и все как один заказывают “Будвайзер”. Пьют они исключительно бутылочный, не спеша, потягивая пиво прямо из горлышка, лениво с видом победителей оглядывают зал. Стадо слонов на водопое. Надо сказать, что у местных очень южных и юных красавиц они пользуются наибольшим успехом. Как хорошо, что я не женился, размышлял Борис, а, женившись, не остался здесь. Иначе вполне возможно, что моя юная шестнадцатилетняя дочь, а если бы у меня была бы дочь, ей вполне бы могло быть шестнадцать лет, млела бы сейчас под взглядом какого-нибудь сынка техасского фермера.

Ее звали Алиса. Борис учился с ней в одной школе, и проблема заключалась в том, что она была на четыре года старше и абсолютно не обращала на него внимания. А он обмирал, когда она проходила рядом. К тому времени, когда Борис сумел обратить на себя ее внимание, ей исполнилось девятнадцать лет, она успела успешно выйти замуж за своего одноклассника и так же успешно развестись. Их роман развивался бурно и стремительно и продержался два года. Ей просто все это надоело. Хотя еще какое то время они продолжали спать с друг с другом. Надо сказать, что с женщинами у него так и не сложилось. Однажды целых две недели Борис был женат на одной своей однокурснице, но естественно из этого ничего не вышло. Они развелись. В каждой претендентке, пытающейся его окольцевать, он пытался найти подобие Алисы. Когда он это понял, в его шевелюре появились первые седины, а возраст приближался к тридцати. К тому времени холостяцкий образ жизни уже начинал Борису нравиться. “Первым делом самолеты!”. Вечные командировки по различным местам боевых действий отнюдь не придавали ему светского лоска, а характер его, как считал сам Борис, совсем испортился. Его возраст неумолимо приближался к сорока годам. Внешне он по-прежнему привлекал внимание. Но привычки, усвоенные им на фронтах различных войн и локальных конфликтов, неумение подолгу находиться на одном месте, при ближайшем знакомстве отбивали у женщин всякую охоту продолжать какие-либо отношения. Насмотревшись по сторонам, Борис понял, что брак не такая уж хорошая штука. Как палка о двух концах. Да и сам институт брака за последние годы настолько изменился, что уже перестал быть союзом только двоих. Обещание хранить верность до конца жизни после символического обмена кольцами за несколько лет трансформировалось в оправдательно-побудительные отговорки типа “Каждый мужчина имеет право налево” и “Все женщины делают это”. Да и сам факт измены перестал быть изменой. Любовь втроем, обмен партнерами, то бишь супругами, и прочие вольности половой жизни стали неотъемлемой частью супружеской жизни. Из цветущего румяного юноши Гименей превратился в ворчливого старика склеротика. Венок его давно завял, а факел еле тлел и уже не освещал полную неожиданностей дорогу жизни. Вот поэтому сладкой неволе Борис предпочитал постылую свободу.