Затем после непродолжительного молчания, сумев в это время собраться с мыслями и подумать, что ей делать в сложившейся ситуации, Фернанда с величайшим спокойствием, способным смутить и самые дерзкие планы, тоном женщины, принявшей окончательное решение, сказала:
— Надо признать, вы располагаете мной довольно странным образом. А между тем я не давала такого права ни тому ни другому, однако вам, как видно, все равно. Вы ведь знаете, что я достаточно наблюдательна и умею делать выводы. Так вот! Я воспользуюсь данными обстоятельствами, этой авантюрой, ибо это не что иное, как авантюра, чтобы составить о вас мнение. Господин де Во, вы как будто бы человек благородный, и вот теперь мне представился случай узнать вас с другой стороны. В отношении вас, господин Фабьен, признаюсь, я не так далеко продвинулась, но не сомневаюсь, что вами тоже движет какое-то чувство, тем более достойное уважения, что оно, вероятно, бескорыстно. Посмотрим. Однако, если я не ошибаюсь, наше одиночество собираются нарушить.
И в самом деле, дверь гостиной в эту минуту отворилась и на пороге, прежде чем Фернанде, как мы видели, удалось добиться от молодых людей хоть какого-то объяснения, появилась г-жа де Бартель, предупрежденная Клотильдой о прибытии г-жи Дюкудре.
При появлении баронессы во внешности куртизанки произошли разительные перемены. Она, казалось, стала выше на целую голову, а насмешливую улыбку на ее лице сменило выражение холодного достоинства.
Госпожа де Бартель держалась торжественно и не вполне естественно; деланная улыбка искажала в этот момент ее открытое, исполненное простодушной доброты лицо; войдя, она сделала чересчур глубокий, а потому не слишком учтивый реверанс, и, кроме того, все в ней выдавало крайнюю озабоченность, видимо не дававшую ей покоя после того, как она приняла в высшей степени важное решение пригласить к себе женщину, к которой безусловно почувствовала бы расположение, доведись им встретиться по чистой случайности. Глаз она не поднимала, словно втайне чего-то опасаясь, и подняла их только после того, как в соответствующих выражениях — причем каждое ее слово, казалось, было взвешено заранее — выразила свое нетерпение, испытываемую ею тревогу, одолевающие ее сомнения и все-таки надежду на появление той, что согласилась принять ее приглашение.
Лишь подобающим образом закончив фразу, баронесса де Бартель взглянула на Фернанду.
И тотчас второй реверанс, гораздо менее церемонный, чем первый, выразил в невольном порыве, возможно, во искупление ее страхов, странное удовлетворение: перед ней стояла особа изысканного вида, в наряде, поражавшем своей простотой и безупречным вкусом.
Госпожа де Бартель, наученная в свете быстрым заключениям, заметила, бросив тот всепожирающий взгляд, каким одна женщина подвергает испытанию другую, все, что она хотела увидеть, а именно: белое платье Фернанды было сшито из тончайшего индийского муслина; шляпа из итальянской соломки была творением рук мадемуазель Бодран; черная накидка, брошенная на плечи и обрисовывавшая ее тонкую, изящную талию, вместо того чтобы скрывать ее, вышла, как теперь принято говорить, из мастерских мадемуазель Делатур и, наконец, цвет туфелек на детской ножке и оттенок перчаток на руках — словом, все, вплоть до самых мельчайших деталей, свидетельствовало о том неуловимом, что свойственно только хорошему воспитанию и чего гризетка, как бы она ни разбогатела, никогда не сумеет достичь, ибо это неуловимое есть не что иное, как нежный и тонкий экстракт, самая суть, какую скорее ощущают, чем видят, и какая, подобно духам, открывает свое сокровенное опять же скорее душе, нежели чувствам.
Взволнованная и в то же время обрадованная результатами этого экзамена, г-жа де Бартель заговорила, не таясь, дав волю словам выражать ее мысли.
—
Фернанда, удивленная словами г-жи де Бартель ничуть не меньше, чем та ее видом, но удерживаемая, однако, столь необходимыми в ее положении по отношению ко всем без исключения осмотрительностью и настороженностью, удвоенными к тому же в этих необычных обстоятельствах, сделала тоже два реверанса, причем точно повторив те, что были адресованы ей, и ответила своим мелодичным и в то же время звучным голосом, облагораживающим каждое ее слово, не говоря уже о неподражаемом тоне с такими чудесными интонациями, какие имели обыкновение придавать смысл фразам, совершенно лишенным всякого смысла.
— Сударыня, — сказала она, — когда я узнаю, каким образом могу угодить вам, когда узнаю, что я могу сделать для вашего счастья, как вы говорите…
— Что вы можете! — воскликнула г-жа де Бартель, поддаваясь мало-помалу неодолимому воздействию ее очарования. — Но вы можете все. Доктор скажет, что вы можете. Это очень сведущий врач, и к тому же выдающегося ума…