Сесиль. Амори. Фернанда

А ведь если я захочу, то стоит мне сказать лишь слово, и все переменится вокруг меня, да, всего одно слово! — добавила про себя вдова, улыбаясь самой ядовитой своей улыбкой. — Стоит мне сказать Клотильде:

"Вы молоды, красивы, богаты, но, как видите, молодости, красоты и богатства мало, чтобы удержать мужа; зато любовники обеспечены".

Или сказать Фернанде:

"Вы отняли мужа у жены, вы представились здесь под вымышленным именем и с нетерпением ждете, когда Морис, не спускающий с вас глаз, поправится, чтобы снова вступить с ним в преступную связь".

Или сказать господину де Монжиру:

"Вы пренебрегаете своими клятвами как в политике, так и в любви. Пресытившись полудозволенными наслаждениями, вы возбуждаете свой аппетит прелестью кровосмешения; однако даже вашего огромного состояния недостаточно, чтобы заполучить безраздельно самое банальное сердце, для которого перемены — насущная необходимость".

Или сказать госпоже де Бартель:

"Эта тварь, которую вы, вопреки всем правилам приличия, по слабости пригласили к себе в дом к вашему сыну, пользуясь предложенным вами гостеприимством, отнимает у вас человека, двадцать пять лет обрекавшего вас на скандал и делавшего вас камнем преткновения для себя".

И наконец, сказать Морису, с глупейшим видом молча разглядывающему всех нас, одного за другим:

"Вы считаете себя счастливым и даже не подозреваете, что ваш отец наследует вам если не в сердце вашей любовницы, то по крайней мере в ее доме, а ваш друг хочет заменить вас у вашей жены".

Да, если бы я захотела, я могла бы наказать всех, кто здесь находится, за то одиночество, на какое они меня обрекают, и увидела бы их с трепетом ползущими к моим ногам и молящими о прощении.

Ну хорошо! — решила она, взглянув на часы. — Хорошо! Именно это я и сделаю, если через пять минут никто не подойдет и не сядет рядом со мной".

Как видите, опасения Мориса были не напрасны.

К счастью, во время этого внутреннего монолога частные беседы затрагивали совсем иные интересы.

Леон де Во, как мы говорили, оказался рядом с Клотильдой.

— Сударыня, — тихо заговорил он после минутного молчания, — я счастлив оказаться возле вас, чтобы взять на себя ответственность за неожиданные события, случившиеся в этот день, и тем самым снять вину с моего друга Фабьена. Сколь бы ни было для меня горестным убеждение в том, что я могу навлечь на себя вашу немилость, как честный человек я обязан себя обвинить; это я по предложению госпожи де Бартель привез Фернанду; Фабьен ничего не знал.

— Сударь, — сказала Клотильда со спокойным достоинством, — вы, я знаю, близкий друг господина де Рьёля, и ваши слова доказывают, что вы разделяете его тайные помыслы. А потому помогите мне выйти из затруднительного положения и избавьте от необходимости дать понять ему лично, что его появление в моем доме будет отныне неуместным. Думаю, осторожность и приличие подсказали бы ему то же самое. Но раз уж вы сами предоставили мне возможность ясно выразиться на его счет, окажите любезность и передайте ему, что ошибки мужа не могут позволить жене забыть о своем долге, если она принадлежит к числу тех, для кого счастье заключается в чистой совести. Заметьте, я даже не произношу слово "добродетель", ибо не хочу ничего преувеличивать. Соблаговолите прибавить, что отнюдь не страх заставляет меня говорить вам то, что я говорю; я без всяких опасений могла и видеть, и слушать его прежде, да и сейчас могу встречаться с ним без малейшего риска; но будет более прилично для него и более достойно для меня, если он воздержится отныне появляться здесь: Морис может заметить какой-то его взгляд или услышать какое-то слово, к тому же я и сама не уверена, что смогу далее скрывать отвращение, которое внушает мне его предательство по отношению к другу. Вам ведь известно, сударь, что вовсе не обязательно любить свою жену, чтобы ревновать ее. Ни за что на свете не хотела бы я стать причиной раздора между господином де Бартелем и господином де Рьёлем. Это что касается господина Фабьена. А что касается вас, сударь, — продолжала Клотильда, — то к обвинению, которое вы выдвигаете против себя, я мало что могу добавить. И все-таки скажу в дополнение к упрекам вашей совести, что с вашей стороны было крайним легкомыслием не подумать о том смешном положении, в каком я окажусь, встретившись с госпожой Дюкудре, особой на редкость красивой, изысканной, великолепного воспитания, из прекрасной семьи, безупречного поведения, как мне кажется, однако муж мой любил ее и все еще продолжает любить. Против здравого смысла, руководившего вами, возразить нечего, но здравый смысл далеко не всегда определяет отношение к людям, особенно для нас, женщин, — у нас ощущения всегда идут от сердца к разуму, у нас никогда недостает сил обо всем судить здраво. Наши антипатии, предубеждения, предрассудки порой бывают непреодолимы, и во всем этом деле вы навсегда останетесь для меня связанным с таким печальным событием, о каком, я это чувствую, мне уже не забыть.