Сесиль. Амори. Фернанда

Постарайтесь же понять, сударь, сколь неприятно мне будет, если впоследствии в моем отношении к вам начнут проявляться чувства, вызванные воспоминаниями о тех обстоятельствах, в которых я нахожусь сейчас, а это неизбежно должно произойти, настолько, признаюсь вам, я тяжело переживаю то ложное положение, в каком невольно оказалась.

Очаровательнейшая улыбка сопровождала эти последние слова, которые Леон выслушал с большим удивлением; затем Клотильда встала и, увидев рядом с г-жой де Нёйи свободное место, пошла и села возле нее, хотя не испытывала особой симпатии к своей сварливой кузине.

И это оказалось как нельзя более кстати; вдова, не спускавшая глаз со стрелок часов, считала уже не минуты, а секунды.

— Ах, дорогая Клотильда, — воскликнула она с привычным для нее кисло-сладким видом, — как мило с вашей стороны заметить мое одиночество!.. Я так рада, что вы пришли поговорить со мной минутку; мне столько всего надо вам сказать… Ах, с тех пор как я вас не видела, моя бедняжка, я столько всего узнала о моей бывшей подруге по Сен-Дени. Прежде всего она не замужем; к тому же поведение ее крайне легкомысленно. И наконец, она ужасно скомпрометирована.

— Кузина, — сухо оборвала ее Клотильда, — предположим, что все это так, однако не кажется ли вам, что, пока она здесь, мне лучше этого не знать.

— Но вы, по крайней мере, знаете, что она вскружила голову вашему мужу?

— Я не сомневаюсь, что Морис уверит меня в обратном, — ответила Клотильда, поднимаясь.

Она отправилась к постели больного, пытаясь укрыться там от других и от самой себя.

Тем временем баронесса вела тихую беседу с графом.

— Граф, — говорила она ему, — вначале я, со свойственным мне прямодушием, поверила всему, что вы сказали о Фернанде.

Граф вздрогнул, но, тотчас оправившись, ответил:

— И правильно сделали, баронесса, ибо, клянусь вам, я сказал чистую правду.

Как известно, граф клялся с поразительной легкостью, и то была его восьмая клятва.

— Стало быть, вы не знали Фернанду?

— То есть я знал ее в лицо, как знают модную женщину.

— И вы по-прежнему свободны?

— Что вы имеете в виду?

— Что вас не связывают неведомые узы, какие могли бы помешать вам поступить как вы пожелаете?

— Никоим образом, если не считать моих политических обязательств.

— Ваши политические обязательства не имеют ни малейшего отношения к тому, о чем я хочу вас попросить. Я благодарна вам за то, что вы меня успокоили по всем вопросам; мы продолжим этот разговор позже и в другом месте.

И баронесса, поднявшись, в свою очередь, пошла и села рядом с г-жой де Нёйи.

— Что с вами, милая моя кузина? — спросила вдова. — Я никогда не видела вас такой бледной; быть может, господин де Монжиру признался вам…

— В чем?

— Да в том, что всем известно, Боже мой! Что он питает страсть к моей бывшей подруге по пансиону, к Фернанде, и что он счастливый преемник Мориса.

— Я не знаю, влюблен или нет господин де Монжиру в вашу бывшую подругу по пансиону, Фернанду, — холодно сказала баронесса, — зато знаю другое и хочу пригласить вас на мою свадьбу с ним: она состоится через две-три недели.

— Какое безумие! — воскликнула вдова.

— Это не безумие, сударыня, — с достоинством отвечала баронесса, — это всего лишь искупление скандала, как я, к несчастью, слишком поздно заметила, и без того длившегося чересчур долго.

И, холодно поклонившись, она направилась к Клотильде, чтобы сесть вместе с ней у постели Мориса.

В эту минуту, поддавшись необдуманному порыву, Фернанда покинула Фабьена, с которым она вела беседу, и тоже направилась к г-же де Нёйи.

— Ах, дорогой друг, — сказала вдова, — вот поистине достойное движение души. Ты сидела рядом с молодым человеком, таким красивым и элегантным, наверняка он говорил тебе приятные вещи, а ты покинула его, чтобы поболтать с одинокой бедняжкой. Во всяком случае, ты хорошо сделала, потому что, видишь ли, посреди гостиной, где полно людей, чувствуешь себя в большем уединении, чем в каких-нибудь пустынных зарослях, где кто-то может услышать нас. Теперь мы можем, наконец, поговорить откровенно. Так чем же все-таки занимается твой муж? Он молод, приветлив, богат и очень любит тебя?

Фернанда сурово взглянула не нее. Всегда держась настороже в отношении других и даже по отношению к самой себе, она не могла ошибиться относительно смысла столь глубокой насмешки. Обычно тонкое чутье предупреждало ее о всяком враждебном намерении, и сейчас, в тех условиях, в какие она попала, интуиция и глубокое знание характера вдовы предупреждали ее об опасности. Но, так как ей пришлось понизить голос, сдерживая горячность своих чувств, ответ ее прозвучал резко, что заставило вдову вздрогнуть.