Читаем Сестра Харуна ар-Рашида полностью

бессильна...— она развела руками.— Ну да выкладывай,

что у тебя, мой друг. Может, я и дополню...

—      Мне кажется, дорогая родительница, история с те¬

тушкой мало что нам даст,— проговорил аль-Амин и, ре¬

шив усилить произведенное впечатление, добавил: — Да¬

вай лучше я расскажу об аль-Аляви.

—      Об аль-Аляви? — переспросила Зубейда.—Это еще

что за птица? А, припоминаю... Так что же с ним приклю¬

чилось?

Она молча выслушала рассказ сына о бегстве халиф¬

ского узника и, глубоко вздохнув, сказала:

—      На этот раз ты превзошел меня, мой друг. Какая

радость! Но я скорблю, даже не могу передать тебе, как

я скорблю. Что это за власть, которую нам дарует аллах!

Разве она всесильна? Истинный халиф не твой отец. Ха¬

рун ар-Рашид — это символ, имя. Бразды правления дер¬

жит ненавистный нам перс.

—      Разве эмир правоверных должен взваливать себе

на плечи повседневные заботы о государстве? Это было

бы слишком! — возразил аль-Амин. — Другое дело, что за

его спиной должен стоять надежный слуга.

—      Привлекать способных людей надо, никто не

спорит, — поправилась Зубейда. — Но ьсе имеет свои

границы. Зачем предоставлять визирю слишком большие

права? Твой дедушка аль-Махди тоже опирался на Барме¬

кидов, но делал это с оглядкой, осторожно. И халиф аль-

Хади поступал подобным образом. Зачем, спрашивается,

Харун ар-Рашид разрешает визирю доступ в гарем? Это

что, помогает управлению халифатом?

—      Доступ в гарем? Что ты имеешь в виду, дорогая ро¬

дительница?

—      То, что ты слышишь, мой друг. Проклятый Джаа¬

фар ибн Яхья свободно входит к женщинам твоего отца:

рабыням, наложницам, сестрам и даже дочерям. Именно

потому так и случилось с Аббасой. Пустили слух, будто

халиф и визирь — молочные братья. А коли так, по ша¬

риату доступ в гарем дозволен.

—      И к тебе он тоже входил?

Кусочек амбры, который Зубейда собиралась положить

в курильницу, подвешенную к потолку, выскользнул из

дрогнувшей руки и упал на ковер.

—      Пусть бы только посмел! — возмутилась она.—

Пусть бы только зашел за ограду! В моем дворце доста¬

точно слуг, чтобы проучить персидского модника. А ты не

задавай глупых вопросов. Как-никак, я тебе мать. За¬

помни, я никогда не просила вольноотпущенника ни о ка¬

ких услугах и никогда не попрошу!

—      Недаром ты Сейида халифата! Ты истая хаши-

митка! — расчувствовавшись, похвалил мать аль-Амин и

поднял амбру.— Но как это моя тетка связалась с пер¬

сом? Видит аллах, Еыжила из ума!

—      Ума у нее никогда не было, мой друг,— возразила

Зубейда, сверкнув глазами.— А в женщинах, я вижу, ты

плохо разбираешься. Это последствия твоих увлечений

евнухами. Слушай, как рассуждала заблудшая дочь своей

матери: «Ах, визирь... Недурен, даже весьма. Красив,

строен, к тому же знатен и богат. Что еще нужно? От

него и пахнет по-особенному. Не мешало бы узнать, чем

он душится...». Овладеть Аббасой Джаафару, видно, ни¬

чего не стоило — огонь пожрал сухую ветку.

Она бросила амбру в курильницу и стала наблюдать

за тонкой, быстро таявшей струйкой дыма.

—      Визиря надо уничтожить! — воскликнул юноша и

чуть было не предложил подослать убийц.

.

—      Узнаю тебя, мой друг! Ты сторонник крайних

мер,— проговорила Зубейда, догадываясь, какие мысли не

решается высказать сын, и ласково положила руки ему

на плечи. — Обдумаем лучше, чего мы добьемся, расска¬

зав отцу о блуднице. Прости, что я вынуждена так назы¬

вать твою тетку, да воздаст ей аллах должное! Она это

заслужила. Даже мне опасно поведать халифу о постыд¬

ной связи. Представляю, как он будет взбешен! О, аллах,

сколько слетит голов! — Зубейда вытащила из-за пояса

сложенный вчетверо листок бумаги и протянула его аль-

Амину.— Ты советуешь начать с аль-Аляви? Может быть,

и стоит попробовать. У меня кое-что уже приготовлено.

В позапрошлом году перед Каабой вольноотпущенник на¬

нес мне оскорбление, которое невозможно забыть. И я ему

отомщу. Читай, мой друг, это обличительные стихи, они

написаны по моему заказу. Харун найдет их случайно.

Если и они на него не подействуют, придется заказать

похлеще...

—      Никак и здесь ты меня опередила?! — воскликнул

юноша.— Я тоже предполагал заказать стихи и подбро¬

сить отцу!

Он развернул бумагу, прочел:


Пускай наместник бога на земле,

Что правит нами в славе и хвале,

Узнает, кто стяжал большую власть

И может халифат его украсть.

То Джаафар — визирь. Смотри, халиф,

Как он богат, спесив п горделив,

Как твой приказ ни в грош не ставит он,

Как посрамляет всюду твой закон,

Слова цедит, как истинный мудрец;

Смотри, халиф, какой себе дворец

Он выстроил. И я тебе клянусь:

Не строил так ни перс и ни индус.

Куда ни глянь — рубины, жемчуга,

И топчет амбру с яхонтом нога.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторического романа

Геворг Марзпетуни
Геворг Марзпетуни

Роман описывает события периода IX–X вв., когда разгоралась борьба между Арабским халифатом и Византийской империей. Положение Армении оказалось особенно тяжелым, она оказалась раздробленной на отдельные феодальные княжества. Тема романа — освобождение Армении и армянского народа от арабского ига — основана на подлинных событиях истории. Действительно, Ашот II Багратуни, прозванный Железным, вел совместно с патриотами-феодалами ожесточенную борьбу против арабских войск. Ашот, как свидетельствуют источники, был мужественным борцом и бесстрашным воином. Личным примером вдохновлял он своих соратников на победы. Популярность его в народных массах была велика. Мурацан сумел подчеркнуть передовую роль Ашота как объединителя Армении — писатель хорошо понимал, что идея объединения страны, хотя бы и при монархическом управлении, для того периода была более передовой, чем идея сохранения раздробленного феодального государства. В противовес армянской буржуазно-националистической традиции в историографии, которая целиком идеализировала Ашота, Мурацан критически подошел к личности армянского царя. Автор в характеристике своих героев далек от реакционно-романтической идеализации. Так, например, не щадит он католикоса Иоанна, крупного иерарха и историка, показывая его трусость и политическую несостоятельность. Благородный патриотизм и демократизм, горячая любовь к народу дали возможность Мурацану создать исторический роман об одной из героических страниц борьбы армянского народа за освобождение от чужеземного ига.

Григор Тер-Ованисян , Мурацан

Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза
Братья Ждер
Братья Ждер

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

Михаил Садовяну

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза