Северный лес

“Ч. О., воспоминания о Семилетней войне” открывались сценой в лесу. Хелен не сказала бы, где именно, это могла быть любая из тысячи окрестных рощ. Поздняя осень или ранняя весна, деревья почти все облетевшие, листья на земле бурые, едва различимые. Бледное, гладкое мраморное надгробие с надписью, которую нельзя разобрать. Над тонкими узловатыми стволами незнакомых ей деревьев высятся березы и буки. В правой части кадра взгляд скользит от полена к молодому буку, его бледные, почти белые листочки едва заметно трепещут. Значит, все-таки весна – она вспомнила, как выцветают листья бука. Не считая покачивания камеры от пыхтения ее брата, это было единственным движением в кадре, а потом вдруг по роще прокатился ветер. В воздух взметнулись два листка и закружились, точно бабочки. На этом все. Пленка кончилась, хвостик метался вокруг бобины, продолжавшей вращаться.

Не зная, что и думать, она сняла бобину и зарядила новую – “Чарльз Осгуд, об обрезке” (на “Первых любовников, он с курицей” она не отважилась). На этот раз пейзаж был зимний, и лишь несколько секунд спустя она поняла, что перед ней та же самая роща. Земля покоилась под слоем снега. Листочки на молодом буке были темнее. Дул легкий ветерок, единственный звук.

Третья бобина: “Чарльз Осгуд, яблоневый сад”. Лето, все те же буки и березы, но теперь она узнала и тонкие, чахлые деревца с румяными плодами на молодых побегах.

Дикие яблони на холме.

Лес утопал в зелени, у подножия деревьев поблескивали папоротники и мелкие белые цветы. В кадр залетела коричневая птица, устроилась на бревне, затем упорхнула, следом вторая – дрозд – села на ветку яблони и затянула свою дрожащую песню. Чирик-чик-чик, чирик-чик-чик. Вдалеке пробежала белка и забралась на дерево.

Пленка закончилась.

В “Мэри + Элис” в центре кадра была поросшая папоротником глыба, а за ней – бук с бороздами на коре, похожими на шрамы.

“Мэри”: дубы, растущие из старой каменной стены.

“Сиделка Ана”: илистый пляж на берегу реки.

“Уильям + Эразм, плохое качество, только голоса”: подстилка из мха и лишайника, от одного края кадра до другого грузно ползет жук.

И так далее. На всех пленках одно и то же; добравшись до “Элис на флейте”, Хелен уже не боялась увидеть что-то не то. Птица, шустрая белка, пара оленей – других признаков жизни на экране не было. И все же Хелен не могла оторваться. В отличие от Роберта, ее никогда не тянуло в лес, но теперь, среди руин их старого дома, тот же самый лес, мерцающий на потрескавшейся штукатурке под лестницей, налился смыслом. Казалось, она разглядывает видеоинсталляцию в музее, но, разумеется, Роберт не задумывал все это как произведение искусства. Что же тогда? И что значили имена – Мэри, Элис, Уильям, Чарльз Осгуд? Эта старинная фамилия была ей смутно знакома по давним рассказам Роберта о Духах-Наследниках. И тут она все поняла, и вместе с пониманием возникло ощущение пропасти, по другую сторону которой жил ее брат.

Роберт пытался запечатлеть свои галлюцинации. Она не поверила ему, и последние месяцы жизни он записывал на пленку то, что видел и слышал, чтобы предъявить ей в качестве доказательства.

Хелен просмотрела весь отснятый материал, не прерываясь на сон, а когда закончила, было уже позднее утро. Она поднялась. Многие шкафы и полки еще только предстояло исследовать, но она увидела достаточно. Хелен взяла старые продуктовые пакеты, сложила в них коробки с пленкой и отнесла на заднее сиденье машины. Она понятия не имела, что с ними сделает. Скорее всего, просто будет хранить вместе со своими вещами, а однажды – когда она умрет, когда молодой бук вырастет, а ползущий жук превратится в блестящую пыль, когда сгинут наконец зачахшие яблони – Сол или Майкл их найдут. Найдут и будут ломать голову, а затем раздобудут старый кинопроектор, ничего не опасаясь, ведь пожитки старушки – не то же самое, что пожитки старика. И прямо там, в комнате ее пустого дома, или в архивохранилище библиотеки, где все еще можно найти давно забытое оборудование, экран засветится у них перед глазами: дрозд, молодое деревце, вечный жук – образы, лишенные первоначального смысла, не означающие ничего, кроме плавных движений леса, которого больше нет.

К собранию Исторического общества Западного Массачусетса

Добро пожаловать, друзья, какой чудесный весенний денек!

Для меня большая честь выступать перед нашим достославным Обществом с седьмой ежегодной лекцией имени Митча Харвуда. Как вы, вероятно, знаете, Митч был мне дорогим другом, а поскольку он страсть как любил всякие загадки и интриги, уверен, что, невзирая на наши легендарные разногласия по поводу столярных изделий округа Вустер, сегодняшний доклад ему бы понравился.