Сезонная любовь

Проша был известной личностью, местная знаменитость: он вербовался каждый год, после сезона подавался на зиму в теплые края – в Среднюю Азию, на Кавказ, где обретался без дела до нового сезона. Он был толст, сонлив, жмурился благодушно, но маленькие цепкие глаза на заплывшем лице смотрели колко, как у зверя.

Физик-химик был странной фигурой, хотя здесь видели всяких: часами он стучал руками по дереву, набивал мозоли для каратэ. Он носил бороду, в разговоры не вступал и ни во что не вмешивался; почти все время он лежал на постели и читал маленькие иностранные книжки в ярких глянцевых обложках. Ко всему он не пил и не играл в карты. Но задирать его было нельзя, даром что худ и бледен и по виду книжный червь; двое здоровенных жлобов полезли к нему в туалете и сами были не рады: через секунду оба валялись на полу, никто даже глазом не успел моргнуть. Все называли его академиком.

"Сколько народу всякого!" – думал Пряхин, озираясь. После пляски у доски объявлений его определили весельчаком. Пряхин не возражал: веселых любили. И уже сам он для прочности время от времени подогревал общее мнение: то споет не своим голосом, то взбрыкнет потешно, охлопает себя по-цыгански ладонями или пустится в пляс, дурачась и ломая коленца.

Итак, Тимка получил аванс и устроил праздник.

– Академик, ты будешь? – спросил он у физика-химика, но тот не ответил, молча покачал головой, не отрываясь от книги.

– Хозяин – барин, – покивал на него бродяга Проша.

– А ты? – мрачно повернулся Тимка к Пряхину.

– Я завсегда с народом, – мелко хохотнул Пряхин и на месте отбил чечетку.

Проша зазвал Толика, приятеля из соседнего барака, тот привел четверых женщин, живущих в комнате по соседству. Все уселись на койках вокруг стола, лишь физик-химик лежал безучастно и, казалось, был поглощен чтением.

– Мужчина, а вы что же? – обратилась к нему одна из женщин, но тот не ответил, продолжал читать.

За столом все переглянулись.

– Подруливай к нам, академик, – предложил Пряхин, чтобы развеять зреющую обиду.

– Я не пью, – ответил физик-химик.

– Брезгует, – заметил приглашенный Толик. – Еще надо проверить, что он там читает. Не по-нашему написано.

– Проверяй, – физик-химик протянул ему книгу в яркой обложке.

– А мне ни к чему. Кому надо, те проверят.

– Ну так сбегай, скажи, – предложил физик-химик и уткнулся в книгу.

– Отдыхай, мужики! Отдыхай!.. – встрял бодро Пряхин с одним умыслом: не дай Бог испортят праздник.

– Подумаешь, строит из себя, – обиженно проворчал Толик. – Все мы здесь сезонники.

– Не скажи, – заметил Проша. – Я среди сезонников всяких встречал. И кандидатов, и докторов… Мало ли что кому надо, у каждого свое…

– Мужики, мы это… не по делу… – снова вмешался Пряхин. – Пущай себе читает. Он нам не мешает, мы ему. Поехали…

Они выпили, посидели и снова выпили, стало легко, уютно, накатилось блаженное тепло, и голоса загалдели сбивчиво, вразнобой, как и положено в застолье.

– Хорошо сидим, – радовался Пряхин и улыбался радушно всем, соглашался с каждым – кто бы что ни сказал.

Женщины раскраснелись, громко, жеманно смеялись, кокетничали, но не все, правда, одна сидела спокойно, улыбалась слегка и не хохотала, как прочие. Потому Пряхин и заметил ее.

Волосы темные, лицо живое, но проглядывала в нем давняя усталость, точно жила весело, безоглядно, а потом притомилась, и горести одолели. Конечно, она прошла огонь и воду, Пряхин сразу определил, как говорится, невооруженным глазом: жила – не скучала и хлебнула сполна.

Пряхин заметил, как отбрила она Тимку, когда тот приобнял ее, усмехнулась спокойно:

– Тимофей, ручки у вас шаловливые…

Тимка мотнул головой, словно боднул кого-то, но руки отнял. Позже его развезло, он смотрел на всех пристально, не мигая, и однажды в общем гомоне обратился к соседке:

– Я на тебя глаз положил…

– Очень тронута, – отозвалась она насмешливо.

– Не ломайся, – он положил руку ей на колено, она встала.

– Подвиньтесь, я пересяду, – обратилась она к сидящим напротив; за столом все притихли.

– А ну, сядь! – с угрозой сказал Тимка, беря ее руку.

– Ну что ты, Рая, подумаешь… – укорила ее одна из женщин. – Что особенного?

– Сядь, кому сказал?! – злобно повторил Тимка.

Все видели: он не угомонится, пока она не сядет, но она не садилась, нашла коса на камень. Все молчали и не двигались.

– Хорошо сидим, братцы! – вскинулся в тишине Пряхин, выскочил из-за стола, бойко охлопал себя ладонями:

С неба звездочка упала

Прямо к милому в штаны.

Пусть бы все там оторвало,

Лишь бы не было войны!

Все засмеялись, облегченно задвигались, под шумок Рая обошла стол; когда Пряхин сел, они оказались рядом. Вокруг снова поднялся сбивчивый галдеж, смех, возня.

– Гуляем! – весело сказал ей Пряхин. – Вас Раиса зовут?

– Рая, – ответила она.

– Очень приятно. А меня Михаил. Вы здесь бывали?

– Впервые…

– А ну отвали, щербатый! – неожиданно предложил Тимка.

– Куда? – удивился Пряхин.

– Отвали, я сяду.

– Это почему?!

– Миша, уважь его, – вмешался Проша. – Охота ему здесь сидеть.

– Ну, ежели просит… – неопределенно помялся Пряхин и пересел.

Он заметил, как глянула на него Рая, и отвел глаза.