Шаг в палеолит

Короче, путём сильного умственного напряжения мы всё-таки определили приблизительную численность в шестьдесят – семьдесят человек. Я так понял, что, пока уважаемая або не даст отмашку, никто никуда не пойдёт. А значит, можно пристроить граждан кроманьонцев к некоторым проектам.

– Что ты хочешь получить, вождь?

– Как вождь, вот тут, – коснулся он головы, – я знаю, что нужны прежде всего те маленькие копья, которые летят так далеко и метко. И нужна глиняная посуда, я правильно называю? Плетёные корзины, очень удобная вещь, тоже взял бы. Всё это нужно для племени. Но помимо того, что я вождь, я ещё и мужчина. – Он прикоснулся к груди, тяжело вздохнул и замолчал.

– Что, пилят?

– Пилят?

– Да, пилят. Хотим бусы! Хотим серьги! Хотим гребешки, фибулы, пуговицы. Хотим, хотим, хотим!!! Жи-жи, жи-жи! – изобразил я рукой процесс пиления. – Пилят.

– Очень пилят, – вздохнул вождь. – Совсем пилят!

– Что ж, вождь, я понял твои хотелки, теперь давай поговорим о моих.

И вот тут я загрузил его по полной. Сказал, что кремень возьмём, шерсть и рога тоже. Нужна собака, живая и здоровая, причём сука, которая ждёт щенков. Вождь выпучил на меня глаза, но – плюс ему – не стал даже спрашивать, для чего это мне, только задумчиво кивнул. Также я хотел припахать часть охотников на перенос брёвен, которые мы напилим для будущего дома, ну и в запас, пусть пока сохнут, копать ямы – я решил сделать два погреба прямо в длинном доме. А что, пока есть рабсила. Женщин пристрою к шерсти. Её надо перебрать, промыть, распушить и высушить. А ещё они будут резать камыш, вязать маты и основу для крыши. Детей среднего возраста отдам под руководство брата и сестры, кто-то будет готовить саман, кто-то собирать мох и заготавливать лозу, а кого-то приставим к огороду под строгим присмотром. Я всех, всех припашу. А сам буду только контролировать, растекаться мыслию по древу и заниматься творчеством.

Вождь от таких планов только макушку почесал. Всё, говорит, это здорово, вот только кто же еду будет добывать, если все будут у меня работать? А я отвечаю, мол, рыбой и утками с гусями я тебя завалю. Твои как, на рыбно-птичьей диете продержатся несколько дней? Очень продержатся, говорит, особенно если их сварить в горшках или покоптить. Ушлый дядя, но и я не лыком шит. Как варить и коптить, покажу, а там пусть сами крутятся как хотят.

Короче, договорились.

Глубокая ночь. У рдеющих углей умирающего костра сидят два человека. По стандартам двадцать первого века, люди зрелого возраста, можно сказать, самый расцвет. По нынешним временам – уже старики. Старики, да! Но только прожитыми годами, опытом да телом, но никак не душой. Возраст души не зависит от тела. Можно быть ребёнком с душой старика, можно – стариком с душой ребёнка. Можно даже жить вовсе без души. Бездушным идти по жизни проще. С душой намного сложнее. Но с душой человек живёт, а без неё лишь только существует.

Тихий разговор…

– Скажи, мой Зайка, почему?

– Мой Зайка… – грустно улыбнулся старик. – В этом мире уже не осталось никого, кто помнил бы моё детское имя, мой Ручеёк.

– Когда-то ты очень сердился, когда оно звучало.

– Но только не из твоих уст.

– Я знаю… Так почему? Почему ты покинул меня, почему оставил свой Ручеёк, из которого мог пить бесконечно…

– Так много времени прошло, – опустил старик голову. – Некоторые называют меня мудрым. Может, это так. Надо же за эти годы набраться хоть чуточку ума. Раньше я не смог бы ответить на твой вопрос: почему? А сейчас… наверное, потому, что ты подавляла меня, мой Ручеёк. Ты Великая видящая, почёт, уважение, любовь! Я ревновал. Но не это главное. Главное, что я был недостоин тебя. Весеннему Зайцу было недостаточно быть ловким и умелым воином и удачливым охотником, ему надо было сделать нечто, чтобы подняться до тебя, совершить такое, чтобы стать вровень… Так я стал Ходоком. В определённом смысле я – знаменитость. А ты, как и прежде, – Великая видящая.

– Глупо…

– Глупо, да. Долгая, долгая жизнь. Я так и не увидел ни одного мужчину, который смог бы стать вровень с тобой. И сам не стал. А значит, только ты имела право выбирать себе достойного.

– Ты всё-таки стал мудрым, мой Зайка.

– Увы, мой Ручеёк, слишком поздно, слишком…

Рдеющие угли, бескрайний звёздный купол, дыхание жизни девственного мира… Возможно, два старых человека с молодыми душами говорили не так красиво? Это не важно. Иногда люди и вовсе могут говорить молча. Трагедии человеческих судеб не зависят от времени. Пусть говорят, как могут.

– Ты избегал меня.

– Да. Тяжелее всего это было на Осенней охоте. Видеть тебя… уже мука.

– Мне было больно.

– Прости… Но ты тоже никогда не приходила в племя, где я жил.

– Хм…

– Да, понимаю… Видно, годы не сильно прибавляют ума твоему Зайке?

– Прибавляют, – мягкая улыбка в ответ. – Чу-уть-чуть. Совсем чуть-чуть.

– Ну, хоть так…

– Почему ты не убежал в этот раз?

– Как говорит Пётр, от судьбы не убежишь. Не знаю, сколько мне осталось, но я вдруг так захотел увидеть тебя, хотя бы ещё раз, услышать твой голос… Так захотел! И ты пришла. Судьба.