Шаг в палеолит

Крук же, поздоровавшись, скромно притулился на краешек лавки. Або по-хозяйски налила себе взвара в пиалу, стопка которых стояла тут же на столе, подлила кленового сиропа из маленького чайничка, размешала ложечкой, отпила глоток и, прикрыв глаза, резюмировала:

– М-м-м… Хорошо! Да! Хорошо! – Открыв глаза и пристально посмотрев на меня, сказала: – Спрашивай.

Что ж, желание женщины для меня закон.

– Кто такая видящая?

– Хм, не так просто ответить на этот вопрос, сынок. Хатак говорит, что твой язык больше и богаче. В нём много правильных слов. Если бы я знала его, может, я сумела бы объяснить лучше, но и тогда было бы не просто. Поэтому я буду показывать. Крук, – обратилась она к парню, – покажи свою ногу.

Крук молча вытянул изувеченную ногу вдоль лавки.

– Посмотри, сынок, что ты видишь?

Я бегло осмотрел корявый рубец неровно зажившей плоти. И судя по цвету шрама, заработал он его года два назад. Я пощупал ногу, даже без медицинского образования ясно – был перелом.

– Вижу, або, что нога была сломана. Этот шрам, возможно, следствие открытого перелома, это когда кость вылезает наружу. Кость приставили обратно, но не вытянули, и она срослась неправильно, – показал я руками как, – боком. Скорее всего, именно поэтому нога стала короче.

– Да, да, всё так. Этот пострел упал с камня, кость вылезла из ноги. Если бы меня не было рядом, он умер бы. Хорошо, это случилось на зимовке. Он долго лежал. Я не раз лечила сломанные кости, но когда они вылезали из мяса… – покачала она головой. – Он первый, кто у меня выжил с такой раной, остальные всегда умирали. Да, он выжил, и очень благодарен мне, но до сих пор считает, что я зря спасла его. Ведь теперь он не сможет стать Великим охотником, – с сарказмом процитировала она кое-кого.

На что парень промолчал и только плотнее сжал губы.

– Да? А я вот вообще охотник никакой, и нисколько об этом не переживаю.

Крук подозрительно покосился на меня.

– Да, да. Можешь у Хатака спросить.

– Ты сможешь что-то сделать с ногой? – вернула разговор в нужное русло або.

– Нет. Здесь уже поздно что-то делать.

– Но можно! – убеждённо настаивала або.

– Да, можно, но сразу предупреждаю: такую операцию я сделать не смогу. Надо разрезать ногу, сломать кость, – стал я показывать прямо на ноге парня, – срубить костяную мозоль, поставить кости правильно, зашить и положить на растяжку.

– Растяжку?

– Привязать к ноге ремень, а к ремню – камень, чтобы кости опять не сместились, и долго-долго лежать.

– Если сразу привязали бы растяжку, нога стала бы нормальной? – сразу уловила суть або.

– Если сделать всё правильно, вполне вероятно, почтенная.

– А теперь скажи, сынок, ты видишь сросшиеся кости?

– Нет.

– Но ты об этом просто знаешь!

– Ну да. А что, уважаемая, ты видишь кости?

– Я – да. Я вижу неровную шишку серо-зелёного цвета. Вижу перекрученные вены, по которым струится руда жизни. Вижу, как мышцы вот тут, – ткнула она в шрам, – тонко гудят, словно тихие пчёлы, и сжались вот так, – скрутила она пальцы в сухой кулачок.

– Мышечный спазм, – непроизвольно пробормотал я.

– Ты видишь?

– Нет. Знаю.

– Вот! – обрадовалась Светлый Ручей. – Вот! Не видишь, не чувствуешь – знаешь! Ты – знающий! Любая видящая, как правило, и чувствующая. Я – самая сильная, по крайней мере, обо мне так говорят. Я вижу, я чувствую, но очень часто не понимаю, что вижу и что чувствую. Ты мне расскажешь об этом. Ты, – видящая ткнула в меня пальцем, – Горький Камень – Великий знающий. Я наконец нашла то, что так долго искала.

Всё. Абзац. Или звиздец. Меня нашли! Бабка с пацаном, как я подозреваю, остаются жить у нас.

Очень трудно рассуждать о высоких материях на языке, в котором всего-то слов пятьсот. Трудно, но если очень нужно, то можно. Медленно, сложно, кривя рожи и загибая пальцы, но всё же двигаться вперёд.

– Сейчас я покажу тебе, сынок, что такое чувствующий, – сказала видящая на следующий день там же, в то же приблизительно время, но с присутствием Соле. – Дай что-нибудь незнакомое нам.

– Малышка, а ну-ка достань тот кусочек мыла, – сказал я по-русски Соле.

Девчонка мухой метнулась и принесла совсем крохотный кусочек хозяйственного мыла, обмылок, жалкие остатки былой роскоши.

– Вот, – протянула она его на ладошке Круку.

– Сынок, скажи нам, что ты чувствуешь?

Крук, прикрыв глаза, подержал кусочек мыла между ладоней, несколько раз глубоко вдохнул его запах, потом задумчиво посмотрел на него и осторожно лизнул. Положив мыло на стол, он ещё некоторое время глядел на него.

– Это… сделано из жира. Жир нужно долго-долго держать в воде с… деревом, которое стоит в огне и… э-э… Не знаю, как такое может быть.

– Может, продолжай. – Мне стало дико любопытно.

– И вода… – Он замялся, пытаясь изобразить пальцами бурление пузырьков.

– Кипит, – подсказал я.

– Да, кипит. Чтобы стать таким, нужно добавить что-то ещё. Оно, – парень указал на мыло пальцем, – может отгонять маленьких духов.

– М-да… – Я был, мягко сказать, удивлён. А не мягко, если не матом, в грандиозном охренении! – Соле, солнце моё, быстро неси те деревянные заготовки, ну, которые я давно стругал.