Шаги по стеклу

Сэра пожала плечами и направилась к нему. Грэм вглядывался в ее облик; он понимал, что никогда не сумеет нарисовать ее лицо так, как нужно, не сможет воздать ему должное. Ее черты были безупречны, точны, совершенны, отмечены неподражаемой элегантностью и простотой линий, словно вырезаны из лучшего мрамора, и в то же время в них таилось обещание такой мягкости, такой податливости любому прикосновению… Опять я смотрю в упор, опомнился Грэм. Сэра поднялась на кухонную приступку, все еще теребя ремешок часов, приблизилась к окну и выглянула на улицу, а потом повернулась к Грэму.

Поймав на себе ее взгляд, он почувствовал, что его оценивают; она глубоко вздохнула и кивком указала на разделяющий их стол.

– Посидим? – предложила она.

Вопрос прозвучал как-то чудно. Сэра отодвинула один из узких пластиковых стульев и села спиной к окну. Под ее взглядом Грэм тоже опустился на стул. Она положила распластанные ладони на стол. Он поступил точно так же, его руки едва соприкасались большими пальцами.

– Где же остальные участники нашего спиритического сеанса? – спросил он и тут же об этом пожалел.

Сэра улыбнулась ему странной, блуждающей улыбкой. Грэм даже подумал, что она под кайфом – у нее был слегка растерянный вид, какой выдает человека, накурившегося травки.

– Не успела приготовить салат, – сказала Сэра. – Не возражаешь, если мы сначала поговорим?

– Не возражаю, – ответил Грэм, – говори.

Что-то было не так. Ему сделалось не по себе. Сэра переменилась. Она все время смотрела на него все тем же отстраненным, незнакомым, оценивающим взглядом, под которым он чувствовал себя крайне неуютно: ему хотелось съежиться и отгородиться, замкнуться, перестать быть собой.

– Я много думала, Грэм, – медленно начала она, глядя не на него, а на свои ладони на черной столешнице, – о том, что ты… о том, как ты оцениваешь наши отношения.

Сэра стрельнула глазами. Он проглотил ком в горле. К чему она клонит? Что имеет в виду? Зачем это вступление?

– Как сказать… я…

Грэм лихорадочно пытался сообразить, что лучше сказать, но у него не было времени подготовиться, обдумать эту тему. Знать бы раньше – он мог бы провести этот разговор совершенно естественно и непринужденно, но так, с бухты-барахты… он растерялся.

– Ну, приятные отношения. В некотором смысле, – ответил он.

Он следил за ее выражением, готовясь при первом же намеке изменить ход беседы в зависимости от того, что отразится на белом лице. Но Сэра не давала ему ни малейшего намека. Она все так же изучала свои бледные тонкие руки, и Грэм почти не видел ее глаз, скрытых под тяжелыми веками. Из квадратного выреза майки виднелся край шрама у основания бледной шеи.

– Я хочу сказать, все было просто здорово, – неуклюже продолжил он после некоторой паузы. – Понятно, что у тебя… ну… у тебя есть кто-то другой, но мне…

У него пересохло в горле. Слова не шли на ум. Что она с ним делает? Почему нужно это обсуждать? Какой в этом смысл? Можно подумать, его специально дурят, поднимают на смех; разумные люди в наше время не говорят вслух о таких вещах, правда ведь? На протяжении веков уже столько этой чуши было высказано, написано, перенесено на экран: романтические бредни, идеализм, наивность шестидесятых, изумленный пафос и новая мораль семидесятых… все было и прошло, люди теперь менее склонны к разговорам, более – к действиям. Когда-то он поделился этими соображениями со Слейтером, и тот согласился. В нынешней ситуации просматривается не то чтобы откат назад, а лишь краткая передышка – так мыслил Грэм. Слейтер же видел в этом признак близящегося Конца, но, по сути дела, он видел такие признаки во всем.

– Как тебе кажется, Грэм, ты меня любишь? – спросила Сэра, отводя глаза.

Он нахмурился. Но по крайней мере, этот вопрос был задан напрямую.

– Люблю, – тихо сказал он.

Ответ прозвучал нелепо. Грэм хотел объясниться ей в своих чувствах совсем по-другому. Обстановка совершенно не располагала к признаниям: залитая солнечным светом комната, преграда в виде черного стола.

– Я так и знала, – произнесла Сэра, разглядывая свои тонкие белые пальцы.

От звука ее голоса у него по коже пробежали мурашки.

– С чего ты вдруг решила спросить? – Грэм постарался придать этим словам шутливый оттенок.

– Просто хотела узнать… – начала Сэра, – что ты ощущаешь…

– Свободу, – засмеялся Грэм.

Сэра подняла к нему невозмутимое бледное лицо, и смех застрял у него в горле, улыбка сама собой сошла с лица. Он прокашлялся, не понимая, что происходит. Сэра еще немного помолчала, тонкие руки все так же покоились на столе под ее пристальным взглядом.

Может, имеет смысл показать ей рисунки, подумал Грэм. Наверно, она чем-то подавлена или просто не в настроении. Достаточно будет просто ее отвлечь.

Но Сэра снова заговорила:

– Понимаешь, Грэм, я все время тебя обманывала. Точнее, мы. Сток и я.

У Грэма похолодело внутри. При одном упоминании имени Стока с ним что-то произошло, его охватил инстинктивный первобытный ужас.

– В каком смысле? – спросил он.

Сэра резко дернула плечом, жилки у нее на шее обозначились резко, как натянутая бечева.

– Разве ты не знаешь, что такое обман?