Шаги по стеклу

Она говорила чужим, незнакомым тоном. Грэм подумал, что Сэра (как привык делать он сам) подготовила свои реплики заранее, обеспечив себе фору; речь ее звучала как заученная роль, нервно исполняемая на премьерных подмостках.

– Наверное, знаю, – ответил он, потому что Сэра молчала и, казалось, не собиралась продолжать, пока ее вопрос оставался без ответа.

– Вот и хорошо, – вздохнула она. – Прости меня за этот обман: на то были свои причины. Если хочешь, могу объяснить. – Она снова метнула на него быстрый взгляд.

– Не понимаю, – сказал Грэм, тряхнув головой и пытаясь показать выражением лица, тоном голоса, всем своим видом, что он не воспринимает этот разговор всерьез. – Какой смысл ты вкладываешь в слово «обман»? Каким образом ты меня обманывала? Я ведь знал о существовании Стока, о ваших с ним отношениях и… так сказать… был от этого не в восторге, однако при этом…

– Помнишь, один раз ты позвонил мне во время грозы… вроде бы из уличного автомата? – перебила его Сэра.

Грэм улыбнулся:

– Конечно помню. Ты тогда забралась под одеяло и включила плеер на полную катушку, чтобы не слышать грома.

Сэра резко дернула головой, и это движение больше напоминало нервный спазм, чем какой-либо знак. Она все еще рассматривала свои руки.

– Нет. Нет, все было не так. Я действительно забралась под одеяло, но лишь по той причине, что вовремя грозы меня трахал Боб Сток. А ты все звонил, звонил, звонил… и он… начал двигаться в такт телефонным звонкам. – Она посмотрела ему в глаза с совершенно каменным, даже беспощадным выражением (а у него внутри все переворачивалось). По ее лицу пробежала холодная, едва уловимая усмешка. – Ты был нам прекрасным третьим партнером – такой ритм, такая выносливость.

Грэм онемел. Его поразило не столько это вульгарное откровение, сколько тон, которым оно было произнесено: эта клиническая неподвижность черт, этот бесстрастный голос; пусть даже внешняя невозмутимость входила в явное противоречие с напряженными жилками на шее, с резкостью движений и жестов. Сэра продолжала:

– Помнишь, я разговаривала с тобой из окна, а ты стоял на улице – потом мы еще ходили гулять к шлюзам… Сток тогда стоял прямо за мной. Это он опустил оконную раму мне на спину. Из всей одежды на мне была только клетчатая рубашка. Вот он и вошел в меня сзади, понимаешь? – Уголки ее губ нервно дернулись, потом искривились в подобии улыбки. – Он давно грозился это сделать, если ты объявишься в его присутствии. Я сама его раздразнила. Мы с ним оба страшно… завелись. Понимаешь, о чем я?

Он покачал головой. Его затошнило. Абсурд, безумие. Это напоминало пошлости Слейтера, дешевые карикатуры на тему женского коварства. Зачем? Зачем она ему это рассказывает? Чего ждет в ответ?

Сэра по-прежнему сидела напротив. Ее волосы были безжалостно стянуты назад, выражение тонкого, почти прозрачного лица достигло какого-то предела, показывало готовность к бою. Теперь, подумал Грэм, она наблюдает за ним так, как ученый наблюдает за крысой, предварительно вскрыв ей череп и вставив туда проводки, подключенные к приборам, чтобы зафиксировать ничтожные животные мысли зелеными линиями на экране осциллографа, росчерком скрипучей иглы на рулоне самописца. И все же: зачем? Зачем? (Он еще подумал: разве крыса знает, разве способна понять, зачем ее подвергают таким жестоким испытаниям?)

– Помнишь, как это было? – промурлыкала Сэра. – Помнишь ведь?

– Допустим… помню, – ответил он, чувствуя, что совершенно сломлен, даже неспособен поднять на нее глаза и может только разглядывать две мельчайшие белые точки на поверхности стола. – А к чему это все?

Он заставил себя посмотреть ей в лицо, но не выдержал и снова потупился.

– … даже в самый первый раз, – продолжала Сэра, не обращая внимания на его вопрос, – когда мы познакомились на той вечеринке. Тогда в туалете… поверишь: Сток был там. Мы обо всем договорились заранее. Он влез по водосточной трубе. Я ушла из нашей с тобой комнаты с единственной целью – встретить его этажом ниже. Вот чем я занималась: трахалась на полу с Бобом Стоком. – Она выговаривала каждое слово с преувеличенной тщательностью.

– Это правда? – спросил Грэм.

У него отключилась память, он забыл, как относился к Сэре все эти месяцы. Он знал, что чувства вернутся и принесут ему только боль, но сейчас это не имело значения. Сэра изменила правила игры, она перевела их отношения в совершенно другую плоскость. На какой-то миг он отринул свое прежнее «я», уязвленную мужскую гордость и сосредоточился, внутренне содрогаясь от этой перемены, на том, что говорилось в данную минуту, осмысливая этот новый свод правил, новую роль, которая отводилась ему по каким-то все еще непонятным причинам.

– Но зачем? – Он старался говорить ей в тон, чтобы не выдать своих терзаний.