Шаги во тьме

Перехватив «лихача» на вокзальной площади прямо из-под носа у какого-то усатого типа, Аркадий Францевич назвал адрес, кивнул названной цене, и путь продолжился теперь уже под скрип снега и цокот шипованных подков. Ехать пришлось на другой берег, через черный неприветливый Днепр, мимо кремлевских пузатых сводчатых башен, в Офицерскую слободу.

Крикнув «тпру» у маленького двухэтажного деревянного домика, извозчик принял деньги, благодарственно приподнял шляпу и поинтересовался:

– Вы, господа хорошие, тут с ночлегом али как? А то ведь, ежели уеду, на этой улице вам экипаж ни в жисть не сыскать, придется до самого Сосновского бульвара топать. А то могу обождать.

– Обожди, голубчик. – Филиппов протянул вознице гривенник. – Мы быстро.

В доме светилось всего одно окошко во втором этаже, поэтому на стук в дверь отозвались не сразу. Прошло, должно быть, минут десять, когда подмороженные окошки крылечка тоже осветились, на одном отдернулась тюлевая занавеска, и дрожащее пятно керосиновой лампы недружелюбно проскрипело старушечьим голосом:

– Кого надо? Кому не спится?

Аркадий Францевич, нисколько не смутившись такому холодному приему, грозно рыкнул в ответ:

– Сыскная полиция! Алена Степановна Козина здесь жительствует? Имеем сведения об ее племяннике, Александре Алексеевиче Прилуцком! Извольте отворить!

Из-за двери донеслось взволнованное «батюшки-свят», задергался ламповый свет, загремели ключи, дверь опасливо приоткрылась. Из-за нее выглянула низенькая пожилая дама в ночном чепце и накинутой на плечи пуховой шали.

– С Сашенькой что-то неладно? – совершенно другим голосом пробормотала она. – Проходите, господа, проходите. Вот сюда, направо. Я посвечу.

В крохотной гостиной хозяйка зажгла еще одну лампу, согнала с одного кресла роскошную пушистую кошку сибирской породы, со второго переложила на стол брошенное вязанье, выслушав представления, усадила гостей, а сама примостилась на краешке стула. При лучшем освещении выяснилось, что старухой ее называть определенно еще рановато: Алене Степановне оказалось немногим за сорок, и выбивающиеся из-под чепца волосы были угольно-черными, без проблесков седины. Переводя взгляд с одного визитера на другого, она не выдержала:

– Ну не томите же, ради бога! Что с Сашей?

Владимир Гаврилович кашлянул в кулак, переглянулся с коллегой. Самым трудным в своей профессии он считал такие вот моменты, когда нужно сообщить любящим родственникам о смерти близкого человека.

– Видите ли… У нас есть основания полагать, что Александр Прилуцкий, ваш племянник, был убит в Петербурге.

Руки Алены Степановны метнулись ко рту, из глаз брызнули слезы, плечи под шалью задрожали.

– У нас есть подозрение, что виновен в гибели господина Прилуцкого его наниматель, некто Андрей Гилевич. Сложность в том, что нам нужна помощь в опознании покойного. У вас не найдется карточки Александра Алексеевича?

Хозяйка кивнула, указала на маленькое бюро в углу комнаты. Аркадий Францевич поднялся, взял фотографию в рамке, протянул Филиппову. На портрете были сняты Алена Степановна с приятным молодым господином, и судя по тому, что Прилуцкий, сидя на стуле, был выше ростом стоявшей рядом тетушки, стати он и впрямь был гренадерской.

– Как это произошло? Почему? Зачем он так с Сашенькой? Он так радовался этой службе.

– Тут довольно сложная и циничная схема. Как часто бывает, дело в корысти. Его наниматель планировал выдать вашего племянника за себя, присвоить его документы и получить страховку из-за собственной смерти.

Козина решительно поднялась, вытерла слезы.

– Где Саша? Я должна его видеть! И похоронить здесь, рядом с родителями!

Сыщики тоже поднялись.

– Тело вашего племянника у нас в полицейском морге, уже больше месяца. После опознания мы, разумеется, его вам выдадим.

Алена Степановна нахмурилась.

– Как больше месяца? Этого не может быть. Когда… когда, вы говорите, это случилось?

– Третьего октября.

Козина решительно мотнула головой:

– Этого не может быть! – Она сама подошла к бюро, открыла ящик, порылась внутри, протянула Филиппову конверт. – Это письмо от Саши. Получила позавчера.

Владимир Гаврилович вгляделся в штемпель, показал Кошко – письмо было принято парижским почтамтом полторы недели назад, 26 октября. Раскрыл конверт, достал сложенный втрое листок, развернул. Быстрым почерком было написано буквально несколько строк:

«Милая тетушка, здравствуй. Мои новые коммерческие дела занесли меня в Париж, потому к Рождеству не жди, встречу его здесь – дел невпроворот. Благо церкви православные наличествуют. У меня же к тебе имеется просьба: переведи из папенькиного наследства мне 8000 тысяч в банк Credit Lyonnais. Намечается очень выгодное вложение, расскажу по возвращении. Как переведешь, непременно напиши на главный почтамт на мое имя. Твой Саша».

– Что за наследство?

Алена Степановна пожала плечами:

– Обыкновенное. Отец положил на его имя в Московском кредитном банке восемь тысяч рублей. Мечтал, чтоб сын после института продолжил образование в Европе.

Кошко кивнул: