Шалопаи

Взял чистый лист бумаги, озаглавил: «Условия конкурса. Обязательные требования к кандидатуре директора объединения «Химволокно».

– Вопросы к кандидату Горошко. Что заканчивал?

– Московский текстильный.

– Так и пишем. Обязательное образование – Московский текстильный институт.

– Стаж?.. Пишем. Не менее двадцати лет на «Химволокно». Само собой, – член КПСС, сколько партстаж? – пишем: не менее.

– Женат, дети… Пишем – не менее.

– В заграничных симпозиумах участвовал? – Пишем, опыт участия в конференциях и симпозиумах. В том числе обязательно – в заграничных. Перечисляем, каких именно.

– Опыт пребывания на руководящих должностях не ниже Главного инженера.

Проговаривая, сверялся с другими анкетами.

– Как будто всё! Комар не протиснется, – констатировал довольный собой Робик. Зачитал опус вслух. – Возражений нет?

– Неловко как-то, – сконфузился Горошко. Тем самым согласившись.

В понедельник на совместном заседании парткома и завкома комбината Положение о выборах было утверждено и вывешено во всех цехах и производствах. И удивительно – страсти схлынули как ни бывало. На общем собрании комбината кандидатура Горошко была единогласно утверждена в качестве Генерального директора объединения. И через короткое время сами смутьяны вспоминали период разброда и шатаний с неловкой улыбкой.

Но ничто не проходит бесследно. За время смуты ослабла дисциплина. Опоздания, преждевременные уходы сделались в порядке вещей. Участились случаи воровства. Заводские умельцы, прежде красовавшиеся на Доске почета новаторов, направили смекалку в ином направлении: навострились сооружать катапульты, с помощью которых ценные баббины с капроновой кордной нитью перебрасывались через забор. Комбинат принялось лихорадить. Единый фундамент дал трещину, вскоре расколовшую комбинат на части.

Да только ли комбинат? Трещина пробежала по промышленному монолиту в масштабах страны. Была сломана устоявшаяся система расчётов – через платёжные требования. Принялись рушиться сложившиеся связи. Начались перебои со смежниками. Продукция, ещё недавно текшая потоком по проложенному руслу, перестала приниматься. А если принималась, то всё чаще возникали случаи неоплаты. Соответственно – задержки с заработной платой.

Весь штат отдела сбыта во главе с Фрайерманом не вылезал из командировок, превратившись в толкачей.

Стремясь нормализовать положение, Горошко официально своим приказом разрешил то, что по факту уж произошло, – создание при подразделениях кооперативов с тем, чтобы часть продукции реализовывалась рыночным путём – за счёт личных связей.

Сразу после ареста Ломик категорически отказался от показаний относительно брата, заявив, что дал их под угрозой убийством со стороны следователя Клыша – садиста и маньяка. На самом деле Мещерского убил он сам. И то не намеренно, а исключительно в порядке самообороны.

Но Меншутина это не слишком огорчало. За первые дни работы вся банда была уж густо опутана доказательствами, будто добротной паутиной, что сплёл трудолюбивый паук. Лапин был заочно арестован и объявлен во всесоюзный розыск. Даже если он сумеет переложить вину за убийство Мещерского на младшего брата, от соучастия в поджоге, краже, незаконном хранении оружия отбиться ему не удастся. А там и прошлые дела начнут раскручиваться. Поиску Лапина Боб отдавал все силы.

Но вскоре на райотдел обрушилась нежданная беда. Когда завершились неотложные оперативно-следственные действия и члены банды были «упакованы» в СИЗО, от адвокатов обвиняемых хлынул встречный вал заявлений о грубых нарушениях социалистической законности при задержаниях и следственных действиях: ночные допросы, с применением насилия.

И главный удар оказался обращён на следователя Клыша, застрелившего при задержании несовершеннолетнего. И пусть до восемнадцатилетия «малолетка» не дотянул всего неделю. И машиной управлял без водительских прав, чего следователь знать не мог. И требованию остановиться не подчинился, а напротив, пытался спровоцировать автоаварию, в то время как соучастник его вёл стрельбу на поражение, были усмотрены признаки превышения пределов необходимой обороны.

Облпрокуратура начала проверку. Велась она, правда, неспешно, будто нехотя. По большинству фактов ограничились представлением о взыскании в адрес руководства. А вот с Клышем ситуация подвисла.

Сразу после поимки банды уголовное дело по убийству и поджогу было, наконец, принято к производству прокуратурой. Но Клыша не только не отстранили от расследования, но, напротив, наряду с Меншутиным, включили в состав оперативно-следственной группы.

В то же время было известно, что прокуратура продолжает собирать материал на Клыша, уточняя у арестованного Ломовицкого новые и новые детали задержания.

Угроза возбуждения уголовного дела нависла над Клышем, будто снежная шапка над альпинистом, – пронесёт или вдруг обрушится лавиной и подомнёт под себя.

В мае в кабинет Клыша ворвался Меншутин.