Шалопаи

– Эх, болезный! – донесло сзади. – Слышал поговорку: – На хитрую с винтом? Чего-чего, а подлянок у этих за семьдесят лет накоплено. На любого громовержца хватит!

Кто-то прохаживался вдоль рядов.

– Расходись, – негромко повторял он. – Допускаются только выборщики с мандатами.

– Митяй, чего скажу! – послышался запыхавшийся сдавленный голос. – С бокового входа, если по пожарной лестнице, – на втором этаже окно, вроде, не заперто.

– Пошли! – встрепенулся Митяй. Алька порхнул следом.

Окно и впрямь оказалось лишь наспех прикрыто. Открыли. Спрыгнули в помещение. Дальше по полутёмному коридору, потянули какую-то незаметную дверцу. И разом оказались в актовом зале, среди гудящей волнующейся людской массы. Митяя с его приятелем оттеснило куда-то в сторону, Алька удержался – вжался спиной в пожарный щит, закрутил головой в поисках Борейко. Страсти уж разгорелись.

На сцене – президиум из трёх человек. В центре – мужчина пятидесяти лет с депутатским значком на лацкане. Худощавый, с редеющими волосами, широкими скулами. Правая рука его цепко держала микрофон. Неизменный глава участковых избирательных комиссий. Надёжный, умеющий жёстко проводить линию. Но сейчас был он неспокоен. Тревожными глазами вглядывался в огромный зал, начисто вышедший из-под контроля. Скосился вправо, на трибуну в углу сцены. На трибуне стоял военный – капитан с артиллерийскими петличками.

На лестнице, ведущей к трибуне, скопилось несколько человек, ждущих своей очереди.

Председатель наклонился к микрофону.

– Товарищ капитан! За вами ещё желающие, – напомнил он.

Но капитан трибуну не покидал.

– В третий раз требую проголосовать, чтобы зарегистрировать разом всех кадидатов! – под одобрительный гул зала выкрикнул он. – Товарищ председатель, Вы меня, наконец, услышите?!

– Дайте микрофон в зал! – закричал кто-то натужно. – Почему в зале нет микрофона?

К трибуне прорвалась женщина в блузке, с растрепавшейся химзавивкой. Грудью оттеснила упрямого капитана от микрофона.

– Предлагаю прения. Надо выслушать всех кандидатов! – выкрикнула она.

Председатель одобрительно закивал. Зобина из соседнего КБ. Из своих. Накануне он сам её инструктировал.

Поднялся.

– Поступило предложение начать прения! – объявил он. – Выслушаем кандидатов!

Микрофоном на трибуне вновь овладел упрямый капитан.

– Председатель пытается замылить вопрос! – не регулируя голос, вскричал он. – Ставлю на голосование, чтоб единым списком!

– Голосовать!! – проревел в ответ зал.

– Может, перерыв? Уже два часа работаем, – напомнил председатель. – В фойе буфет хороший. Деликатесы завезли!

Пока мы тут препираемся попусту, всё разметут.

Стала видна полоска света, – кое-кто потянулся из зала.

– Сначала проголосуем! – преодолели соблазн остальные.

– Ну, глас народа… – пошутил председатель с увещевающей улыбкой. – Итак, кто за то, чтоб зарегистрировать всех семерых кадидатов?

Над головами взлетел лес рук с красными мандатами.

– Много и против, – углядел сверху председатель. – Придётся считать. Где у нас избранные счетчики? Прошу пройти по рядам. Считать тщательно.

Счётчики поднялись, пошли по залу, отсчитывая на пальцах и записывая.

Но что-то мешало. И они то и дело, то один, то другой, сбивались. И начинали отсчёт заново.

Послышались, нарастая, выкрики:

– Передёргивают!

Председатель согласился:

– Что ж. Раз сомнения, начнём заново!.. А где наши счётчики?

Счётчики и в самом деле куда-то запропастились.

– А ну, расступись, комар и муха! – подавил растерянный гул густой бас. И Алька, наконец, увидел Громовержца. До этого он был скрыт на угловом балкончике, а теперь двинулся на трибуну. Перед ним охотно расступались.

– Прения кандидатов не объявлялись, – напомнил председатель.

– И не объявляй, – благодушно согласился Борейко. В шаг взлетел на трибуну. Раздвинул, осваиваясь, локти, отчего послышался деревянный треск, и вслед за тем хохот собравшихся.

– Отключаю микрофон, – предупредил председатель. Нажал на рычажок.

Зал в едином порыве негодующе выдохнул. Начались скандирования:

– Сло-во Борейко! Сло-во Борейко!

Борейко успокаивающе поднял руку.

– Вот так они и привыкли за семьдесят лет, – чуть кто не по ним, – отключают, – прокомментировал он. При отключённой технике бас его разносился по самым отдаленным заулкам притихшего зала. Вновь появились полоски света, – торопились вернуться те, кто сбежал ранее. – Только мы-то теперь другие. И не желаем, чтоб нас отключали от нашей же страны, от свободы, которой едва-едва задышали. Такому дай волю, все триста миллионов отключит. Но я человек площади! Могу и без микрофонов!

Голос оратора погрознел.

– Мы, представители демократического движения, выступаем за очищение общества через публичное покаяние! С расследованием деятельности КПСС и служб НКВД и КГБ, с открытием всех засекреченных архивов. Известно, что революцию начинают энтузиасты. А плодами пользуются негодяи. В России к власти рвётся паханат. Если не сплотимся, скоро, кого прежде сажали, тех станем охранять. Наша задача – не допустить этого!

Председатель не удержался, подключил микрофон. Услышанное задело его за живое: