Шатер отверженных

– Ну? – с вызовом спросила у него Графиня. – Что скажешь?

– А что тут можно сказать? – пожал плечами Ковбой. – Ты все уже сказала сама.

– Может, тогда объяснишь, что тебе от нас надо? Что ты делаешь в нашем цирке? – Казалось, от его невозмутимости Графиня распалялась все сильнее.

– И как вообще сюда попал, – добавил кто-то из толпы.

Кристина оглянулась, но так и не смогла определить говорившего.

А вопрос был резонным! Считалось, что цирки надежно закрыты от фамильяров, – кроме ночи цирколуния, конечно. Впрочем, еще до совсем недавнего времени много считалось разного, а на поверку оказалось не то чтобы неправдой – скорее заблуждением, заменившим забытую правду.

Кристина покопалась в огромном пласте новых знаний, который обрушился на нее этой ночью. Нет, все верно, цирки изначально создавались так, чтобы их защитные заклинания не пропускали внутрь фамильяров. Пока в цирке оставался его амулет-основатель – а у «Колизиона» это был тот самый круглый медальон, который теперь Кристина носила с собой, – и пока он подпитывался силой, которая генерировалась во время представлений, защитный барьер должен работать. Тогда как же здесь оказался Ковбой? Если он вообще фамильяр… Графиня ведь не предъявила никаких доказательств. Просто обвинение оказалось настолько шокирующим и настолько оглушило, что отключился разум, и никто и не подумал задавать вопросы или просить подтвердить заявление фактами.

Ковбой молчал, Графиня молчала, циркачи молчали. И Кристина тоже хотела промолчать – по старой привычке «оставайся в тени», «не привлекай внимания». Она надеялась, что заговорит кто-то другой, и даже обвела толпу ищущим взглядом. Может, Мануэль? А где он, кстати? Или даже Кабар? Но метатель ножей стоял, скрестив руки на груди, и, похоже, не собирался вмешиваться. А может, Фьор?

Стоп! Что? Фьор? Он вернулся? Глаза Кристины, скользнувшие было по его лицу, почти не заметив, резко вернулись назад. Фаерщик поймал взгляд девушки и успокаивающе кивнул, словно хотел сказать: «Все в порядке, я со всем разобрался». Ну и с чем он там разобрался? С Дукати, которую, кстати, нигде не видно? Эти двое устроили спор по поводу того, кто из них убьет ее первым?

Кристина постаралась вложить в ответный взгляд все презрение и всю ярость, которые испытывала, и ей это, кажется, удалось. Во всяком случае, на лице Фьора отразилось удивление, и он даже немного подался назад.

– Цирк выберет из худших, – потянулись в тишине унылые звуки.

Кристина подумала, что ей стоит заговорить хотя бы ради того, чтобы прервать очередной куплет песенки Апи; сейчас она не хотела слышать новые слова текста! Стой «обезьяныш» рядом с ней, она бы просто закрыла ему рот рукой. Но мальчишка был на другой стороне круга. Он пел с закрытыми глазами и слегка раскачивался из стороны в сторону, словно находился в трансе.

– С собою заберет…Ненужных и заблудших…А лишних он сотрет…

Все! Раздражение от заунывного пения стало непереносимым. Раз никто больше не додумался до вопроса, на основании чего Графиня обвиняет Ковбоя в том, что тот – фамильяр, придется ей задать его самой. К тому же она теперь директор цирка; положение обязывает.

Кристина отделилась от толпы и, ежась от направленных на нее взглядов, вышла в центр освещенного круга.

– А почему ты решила, что он фамильяр?

Графиня повернулась к Кристине, словно дуэлянт, готовый сразиться с новым противником.

– А почему ты его защищаешь?

Совсем нетипичная для нее реакция; прежде Графиня не бросалась так на людей. Впрочем, кто знает, что ей довелось пережить за время отсутствия?

– Я его не защищаю, – спокойно возразила Кристина, хотя это спокойствие далось ей очень нелегко. Чтобы не сорваться, она засунула руку, ту, на которой остался след, в карман и сжала медальон. – Я просто хочу выяснить, откуда ты узнала, что он фамильяр.

– Нас не видят…Нас не слышат…

Мы не живы…Мы не дышим…

– Апи! Пожалуйста! Не сейчас! – резко прикрикнула она, и пение тут же затихло.

– Да, Апи, пожалуйста, не сейчас, – вдруг откуда ни возьмись раздался новый голос.

Все как по команде обернулись на него. Сквозь толпу величественно шагала Ронда, как всегда, прекрасная в своем ореоле смертельной опасности, с рукой, небрежно покоящейся на эфесе сабли на боку, а циркачи сами расступались перед ней.

– Но мы с удовольствием послушаем твою песенку чуть позже, – ласковым тоном, от которого бежали мурашки по коже, продолжила Ронда. – Нам очень, очень интересно узнать, о чем будет в следующих куплетах. И ты нам обязательно их споешь. Потом. А сначала мне нужно получить с вас долг.

* * *