Шипы и розы

– Помолчите, – взмолился Тим и приложил пальцы к вискам. Те беспощадно пульсировали, и голова у Тима раскалывалась так, словно её перепутали с наковальней и шарахнули по ней молотом. – Я не знаю, с чего начать. Мои мысли все перепутались, лезут друг на друга, пихаются... Господи, сколько всего, оказывается, я хочу вам сказать!

– Тогда начните с чего-нибудь, иначе я озябну и заболею. Я легко простужаюсь.

– Пока я жив, вы больше не будете болеть, – взволнованно произнёс Тим и рывком стянул с себя фрак. – Вот. Так будет теплее. Теплее же?

Тепло было, даже слишком, но и слишком было позволять Тиму переходить границы, особенно находясь на официальном мероприятии.

– Снимите. Нас могут увидеть.

– Никто нас не увидит, – шептал Тим. – Слышали трубы? Это возвестили о прибытии королевской семьи. В такую минуту только сумасшедший решится повернуть голову в обратную сторону.

– Тогда и нам следует поторопиться. Джейкоб не простит мне, если меня не будет рядом.

– Скажите честно, вы его боитесь? Боитесь моего отца?

Малеста не ответила. Отвела взгляд и сделала вид, что разглядывает жокея, заботливо похлопывающего лошадь по морде.

– Не молчите, – сказал Тим, – иначе я чувствую себя полным идиотом. Я стою перед вами, весь никакой. На вас – мой фрак, а на вашей шляпке – голубая гортензия вместо маков, и она безумно идёт вашим глазам. А вы на меня совсем не смотрите и даже не шипите злобно, и я совсем теряюсь и ещё больше чувствую себя абсолютным болваном. Кажусь сам себе маленьким ребёнком, который всё ждёт похвалы или одобрения, но получает лишь презрение и холодное равнодушие. 

Малеста повернула голову. В её взгляде поселилась тревога, и Тим вздрогнул.

– Так вы и правда его боитесь, – выдохнул он.

– Есть вещи, которыми нельзя пренебрегать, когда и как вам вздумается. Есть правила, которые нельзя нарушать, как бы вам этого не хотелось. Вы о своей прихоти забудете уже к вечеру, а другому человеку она может стоить положения или даже жизни. Вы вообще думаете о других? Может, хоть пытаетесь?

Тим взъелся.

– Думаю ли я о других? Да последнее время я только и делаю что думаю о ком угодно, только не о себе! Об этом гадком усаче Джонатане, о похожей на сморщенный стручок гороха миссис Мерит, о неизвестной мне Бетси, о дяде Реджи... Даже о своём приятеле Генри! О нём, например, я начал думать сегодня, и от его будущего напрямую зависит моё будущее. А ещё... я думаю о вас.

Тим замолчал. Возникла неловкая пауза. Как будто стоящие на сцене актёры в одночасье забыли каждый свою роль, суфлёр им не полагался, и подсказать слова было некому. Пришлось импровизировать.

– Значит, вы думаете обо мне... – протянула Малеста.

– Перестаньте принимать то лекарство.

– Что с ним не так? Его прописал мне ваш дядя.

– Покажитесь ещё раз доктору Уотнеру – он вроде неглупый человек и шишки на голове лечить умеет. Съездите в Лондон, пройдите там обследование у лучших специалистов. Я помогу. Отберу для вас самых известных, с отличной репутацией. Плевать на деньги. Оплачу любой счёт.

– Но зачем? Тим, с вами всё в порядке? – Малеста подняла руку и робко коснулась рукой щеки Андервуда. – Вы бледны и дрожите. Это случайно не лихорадка?

– Может, она, но мне плевать. Обещайте, что займётесь своим здоровьем, а всё, что надавал вам моя дядя, выбросите сегодня же. Впрочем, я сам выброшу. Хотите вы того или нет – вернёмся в Девонсайд, ворвусь в вашу спальню и высвистну оттуда всё, к чему дядя приложил руку.

– Ваше беспокойство как-то связано с теми рецептами, что я показывала на днях?

– Да.

Тим принялся хлопать себя руками по телу, вспоминая, куда сунул проклятые бумажки. Когда память вырисовала в голове фрак, шагнул к Малесте и принялся уверено ощупывать каждый карман, начав с внутренних, ни на секунду не подумав о том, как подобные действия могут трактоваться со стороны.

– Вот они.

Тим развернул рецепты, за последнюю неделю сминаемые не раз и не два, и ткнул пальцем туда, где некогда любимый дядя Реджи собственноручно вывел название яда да ещё и дозу приписал.

– Эта смесь содержит опий. Не заметили, что с годами ваша мигрень только усиливается? Обмороки становятся чаще и дышать тяжело. Это всё из-за него.

– Опий? – Малеста задумалась. – Вы уверены?

– Абсолютно. Мой дядюшка прописал вам не спасение от недуга, а яд, медленно отравляющий ваш организм. Причины его поступка мне не ясны, но, может, вы что-то вспомните. Я не верю, что он мог это сделать просто так.

– Вы же забрали просто так вещь из моего гардероба и не потрудились объяснить мне причину.

– Вы про подвязку? Далась она вам. Она вам жизни стоить не будет, а та гадость, которую вы вливаете в себя ложками ежедневно, точно той жизни вас лишит!

Тим едва не кричал, и Малесте пришлось пойти на крайние меры.

– Тише, – прошептала она и приложила палец к губам Андервуда. – Говорили, что думаете обо мне, а сами норовите опозорить на весь Аскот.

– Простите, – уже значительно тише сказал Тим. – Так вы что-нибудь вспомнили насчёт моего дяди? Может, вы ему где-то не то слово сказали или посмеялись над ним?

Малеста наморщила лоб.