Наконец Ирины пальцы разжались, выпуская меня на поверхность. Я сорвал промокший респиратор, жадно вдохнул насыщенный химикатами воздух, но тут же закашлялся. Спазм скрутил меня в узел, и я едва не упал вновь. Кое-как совладав с кашлем, я в панике нащупал борт ванны – и замер…
Кислоты не было. Ни жжения, ни стекающих по лицу капель, ни холодящих объятий едкой жидкости. Только липнущий к телу влажный воздух подвала. Кожа моя была сухой, а голые стопы ощущали прохладу пластика. Все еще не понимая, что происходит, я провел пальцами по лицу. Кожа отчетливо скрипнула. Тогда я решился открыть глаза… и тут же пожалел об этом.
Ванна оказалась пустой. Вернее, там, где стоял я, не осталось ни капли. Последние крохотные ручейки стремительно бежали к противоположной стенке, туда, где, возвышаясь надо мной на добрые полтора метра, закручивался жидкий смерч. В бурлящем вихре кипели жуткие ингредиенты, клыки, когти, куски шерсти и плоти. То тут, то там, точно гигантские ложноножки, вырастали конечности, мужские и женские руки, собачьи лапы, прозрачные щупальца. И повсюду были глаза. Карие, синие, черные, зеленые, они не мигая следили за мной. Я знал эти взгляды, и, самое чудовищное, они узнавали меня! А когда в круговерти глаз возникло бесстрастное лицо Иры, я заорал что было мочи.
В один прыжок я выскочил из ванны и бросился бежать. Не знаю, как мои дрожащие руки совладали с замком, но я вырвался из подвала, взлетел по ступенькам и кинулся прочь из дома. В чем мать родила я мчался по дороге, а спину мне все сверлил этот чудовищный взгляд многоглазого нечто. Встречные машины сигналили мне, редкие пешеходы расступались, а я бежал, и кричал, и захлебывался рыданиями. Таким меня и подобрала патрульная машина…
– Предположим. На секунду примем на веру все, что вы сейчас наговорили. – Следователь устало провел рукой по лицу. – Если все это действительно так, то почему? Почему именно Савельева стала катализатором этого… гммм… процесса?
Он вновь отстраненно поковырялся ногтем в зубах.
– Не знаю, – честно ответил я. – Мне кажется, Ира здесь ни при чем. Думаю, катализатором стало мое семя.
Я истерично засмеялся.
– Чудовище породило чудовище – это так логично, черт возьми! Ирочка, как бы я ее ни любил, всего лишь очередная жертва, слишком ту…
Я споткнулся, не закончив предложения. Хотелось закричать, завыть, хотя бы замычать, но ни звука не сорвалось с моих трясущихся губ. Зад прирос к стулу. Этого не могло произойти, но происходило прямо здесь и сейчас.
Следователь ухватил двумя пальцами свой передний резец. Старательно расшатал, туда-сюда, и выдернул, легко, как из паза вынул. Мгновение он оценивающе осматривал зуб, затем обсосал его, слизывая капельки крови, и уложил на стол передо мной. Белая кость на серой столешнице смотрелась как нарисованная.
– Знаете, – прошамкал следователь, раскачивая следующий зуб, – несмотря на всю нереальность вашей истории, отнеслись мы к ней достаточно серьезно. Даже отправили опергруппу в ваш загородный дом. Вот только не нашли ничего.
Вырванные зубы ложились на стол кривым заборчиком. Следователь улыбнулся, широко, так, чтобы я видел, как из размякших десен прорастают желтые собачьи клыки. Нижняя челюсть съехала набок, к виску, и там начала вытягиваться, обрастая вторым рядом зубов. Обвисшие щеки заколыхались, потекли, сливая короткостриженую голову с покатыми плечами. И глаза. Они меняли свой цвет так стремительно, что меня затошнило. А может, виной всему был удушливый запах нездорового желудка, ползущий по допросной. От рук следователя протянулись толстые прозрачные жгуты, крепко перевив мои запястья. Кожу защипало едкой кислотой.
– Мы обыскали весь дом, – выдавила клыкастая пасть, и я с ужасом узнал чудовищно изуродованный Ирин голос. – Мы нашли подвал. И ванны. И молоток. Но ни следов крови, ни трупа. Ванны оказались пусты. Боюсь, что экспертиза тоже ничего не найдет, и нам придется вас отпустить…
На морщинистом лбу следователя проклюнулся налитый кровью глаз. Не выдержав его злобного взгляда, я тихо заплакал. По ногам побежали горячие струи мочи.
– Не надо, – прошептал я. – Не надо, пожалуйста.
Слезы обжигали щеки. Я хотел зажмуриться, но то, что сидело напротив, парализовало мою волю. Оставалось лишь бессильно плакать и молиться Богу, в которого я никогда не верил.
– Что? Что это с тобой? – На Ирин голос наложились другие, целый женский хор – Кристина, Инга, две Ольги, Тоня и остальные – все они вопрошали меня изнутри поглотившей их субстанции. – Ты плачешь?! Ты плаааачешь! Милый, милый!
Вытянутая пасть приблизилась вплотную к моему лицу, звонко щелкнув клыками. Я отшатнулся и завыл сквозь трясущиеся губы. Уродливый лик вращался дьявольской каруселью, мелькали знакомые черты, оскаленные собачьи морды, какие-то гротескные помеси человека и пса. Голоса сменились на мужские – Атос, Камиль, Султан – все эти ухоженные педики, предпочитающие клички реальным именам. Над всеми ними довлел голос седого следователя, что на свою беду решил проверить мой подвал в одиночку.