Шкаф с кошмарами

На койку без приглашения опустился рыжий Фома. От него густо пахло костром, бензином и лесом. Неразлучный калашников он пристроил между коленей с бытовым безразличием. Виктор подтянул мосластые ноги, освобождая место. Обнял их сцепленными руками, по итогу заняв на удивление мало места. Фома поглядывал на него цепкими молодыми глазами, контрастирующими с морщинистым лбом и набрякшими веками. Грубые, с глубоко въевшейся грязью руки Фомы вынули из нагрудного кармана энцефалитки мятую пачку папирос. Покрутили ее задумчиво и спрятали обратно.

– Вот засада, вечно из головы вылетает, что в Крепости ни-ни.

Фома выразительно почесал редеющую макушку, долго, щурясь на просвет, разглядывал что-то под толстыми слоящимися ногтями. Наконец вздохнул, понимая, что дальше тянуть смысла нет. Да и раньше не было.

– Ты, поди, на железяки обижаешься? – Он поддел пальцами обвисшую цепь.

– Да нет, отчего же? – Виктор сам не ожидал от своего голоса такой едкости. – На железяки чего обижаться? На людей обижаться надо.

– Ай, красава, уел старика, – беззлобно пробормотал Фома, глядя под ноги. – Ты, братан, зла на нас не держи. Сам все видел, понимать должен…

– Что понимать-то?! Что мертвый человек из костра выпрыгивает? – окрысился Виктор. И весь сумбур из головы вдруг полился через рот: – Что какое-то… да что это?.. существо какое-то… голову оторвать!.. зубы как у льва!.. а в него стреляют, а ему насрать!

Фома кивал не перебивая. Изредка вставлял, словно соглашаясь:

– Да, да. Всё так. Отож.

А когда Виктор выдохся, утешающе похлопал его по колену и спросил:

– Как звать-то?

– М-меня? – опешил тот. – Коваль. Виктор Коваль.

В голове никак не укладывалось, что кто-то из этих людей, с которыми он провел целый день длиною в жизнь, мог не знать его имени.

– Вот что, Витя, все это пугает до усрачки, конечно. Плавали – знаем. Я когда впервые увидал – еще жив был светлой памяти Авдей Светозарный, – тогда сам чуть в штаны не наложил. А у меня, Витя, Афган за плечами. Я всякого насмотрелся, меня удивить ни хрена не просто. Ан нет же! Как перед Господом тебе говорю, чуть портки не испачкал!

Виктор не ответил. Теснее обняв колени, вдруг поймал себя на том, что раскачивается вперед-назад. С трудом заставил непослушное тело замереть в неудобной, но хотя бы статичной позе.

– Молчишь? Все ж таки обиделся… – Фома досадливо куснул ноготь большого пальца. – Ты, Витя, правильно пойми. Слышал небось, чего Козырь говорил? Война у нас. Священная. Может, даже поважнее, чем Великая Отечественная, прости мне, Господи, гордыню мою. Так что при всех заслугах твоих – а ушатал ты эту погань знатно, спору нет! – береженого Бог бережет. Сам же видел, вроде и человек перед тобой, а нутро червями изглоданное, адским огнем выжженное. А проверить как? Не вскрывать же тебя, живого?

Он повесил голову, вздохнул тяжело. Не зная, чем себя занять, Виктор хрустел пальцами. Внутри него бушевала до странности подростковая обида: с одной стороны – он понимал все резоны общинников, а с другой – мучился и орать хотел оттого, что никто не желает его понять. Эта несправедливость давила на глаза и колола в носу так сильно, что Виктор прикусил щеку, лишь бы не расплакаться. Подумалось, что суровые воины Христовы вряд ли отнесутся к его истерике с пониманием.

– …такого, как в нынешний раз, никогда еще не было. Но мы ждали, готовились…

– В смысле, «в нынешний раз»? – Виктор встрепенулся, поняв, что прослушал часть монолога Фомы. – И раньше такое было?!

– Бывало, а как же? Уже здесь, на месте, два раза, как есть. По одному забрасывались, и легенды хорошие были. Только чтобы вот так, толпою, с трех сторон разом, не-е-е… такого видеть не доводилось еще. Видно, прав Козырь, наступили последние дни, раз даже дьяволы объединились. Я, дурак, все не верил, что на мой век выпадут. А ведь мне сам Авдей Светозарный говорил: «Серега, застанешь последние дни, чую!» И ведь как в воду глядел…

– Серега?

– А? Ну да. У меня ж фамилия – Неверующий. Вот Фома и прицепилось. Кого спроси, так, наверное, и не вспомнят, что Серегой звали когда-то. Фома, он Фома и есть.

Думая каждый о своем, помолчали. С импровизированной кухни доносился перестук ножа по разделочной доске. Потянуло ароматом овощной зажарки. Зашуршало, крякнуло и запищало классической музыкой радио. Словно одуревшие от жары слепни, сотни вопросов мельтешили в голове Виктора. Он наконец выхватил ближайший, насущный, и спросил осторожно, боясь спугнуть нахлынувшую на Фому откровенность.

– Кто это? Что они такое?

– Они-то? – Фома усмехнулся в бороду. – Они, Витя, суть демоны, и большего знать нам не нужно. Хочешь, оборотнями назови, хочешь, рептилоидами. Противны они природе человеческой, и тем противны Господу, Творцу нашему. Среди человеков прячутся, личины человеческие надевают, а сами козни плетут сатанинские. Слышал небось про мировое правительство?

– Господи, да это же бред! – не выдержал Виктор. – Ну какое «мировое правительство», когда у них клыков полная пасть и морда как у жабы? Я еще готов поверить, если инопланетяне какие-нибудь…