Шкаф с кошмарами

Глаза Фомы сверкали в тусклом свете барака. Руки мелькали, кидаясь распальцовками. В простецкой, чуть архаичной речи, словно утопленник, много лет пролежавший на дне озера, всплывала блатная феня. На глазах Виктора машина времени под названием «Память» несла матерого бандита на три десятилетия назад, во времена его бесшабашной молодости.

* * *

– Вот оно как? Оборотень, значит?! – Авдей хищно затянулся косяком. – Типа, в полнолуние волком оборачивается?

Светлые волосы падали на высокий лоб, шкиперская борода, обычно приглаженная, топорщилась в разные стороны. Авдей напоминал гарпунера Ленда из старого советского фильма про капитана Немо. Даже шрам на щеке был, пусть не на той и не такой фактурный. Фома с Козырем переглянулись, словно нашкодившие школьники. Вот сказали вслух, и уши слышат – ну пурга же голимая! Какой, на хрен, оборотень? XX век на исходе, последнюю десятку топчет! Да мы этих оборотней по видику видали!

Наконец Козырь как старший взял слово.

– Не в волка, не… говорят, лица человеческие носит, а сам не человек… – Концовку он уже не говорил – мямлил, и в итоге, обозлившись на себя, выругался: – Тля, Авдей, за что купили, за то продаю! Ну скажи, разве херня? Сколько раз этого Савина убрать пытались, ничего паскуду не берет! Сколько пацанов сгинуло! И ладно бы всплыли где, так нет же, с концами пропали! В засады он не попадается, ни пули не боится, ни ножа! Ну чисто…

– …оборотень. – Лицо Авдея окутали клубы наркотического дыма. – Оборотень, оборотень, оборотень. На луну воет, через пень скачет, в зеркале не отражается…

– То вроде вампиры… – кашлянув, вмешался Фома.

– Па-а-а-анесла-а-а-ась… вампиры, оборотни, Баба-яга и Кощей Бессмертный. Ты, Фома, за кого топишь, не пойму? Ты ж Неверующий! И на тебе, здорово! Оборотень…

Глубоко затянувшись косяком, Авдей заперхал, застучал себя кулаком в грудь. А после, неожиданно, передал тлеющую самокрутку Козырю, что делал редко и только в крайне хорошем расположении духа.

– Насмешили вы меня, братишки, насмешили! – Авдей обвел бригадиров обманчиво соловым взглядом. – Но стрела есть стрела. Забита намертво. Если этот ваш оборотень на нее не явится, то авторитет уронит ниже плинтуса. А если явится, значит, расклад обычный. Кто выживет, к делу пристроим. Остальных на свалке зароем. Не первый раз замужем вроде, а? Только отнесемся к этому делу чутарик посерьезнее. Есть у меня пара задумок…

Стрелу забили грамотно, во дворе заброшенного недостроя на Восточной промзоне, со всех сторон обнесенного высоким бетонным забором – и захочешь соскочить, а некуда, выход один. В полночь забили – так Авдей пожелал, и ни у Козыря, ни у Фомы не нашлось смелости ему перечить, хотя слово «оборотень», оброненное испуганным стукачом, билось в их мозгах словно брошенная на берег рыба. Десять человек, на двух «геликах», с серьезными стволами, все по масти, прямо как в кино. И еще трое, среди которых и верный Козырь, схоронились среди бетонных клеток, в подзаборном бурьяне, среди куч строительного мусора. Эти трое умели скрываться и четко выполнять приказы, и может ли хороший полководец требовать большего?

Все знали, что Авдей, хоть и крут без меры, однако не отморозок, на договорняк пойдет и без дела шмалять не станет. Расчет был на то, что знает об этом и Савин-оборотень. Раз позвали говорить, приедет говорить, а не рогами сшибаться. Но Авдей был действительно хорошим полководцем и за два дня до стрелы раздал исполнителям четкие инструкции. А тем троим, спрятавшимся в тени, и еще кое-что.

Кое-что важное.

Савин въехал по-королевски, с опозданием на десять минут, когда бойцы Авдея на нервяке добивали по третьей-четвертой сигарете. То ли не слыхал про «точность – вежливость королей», то ли – что куда вероятнее – хрен на нее клал, психологически поддавливая оппонента. Шестисотый «мерс», отливающий до блеска навощенной чернотой, на въезде нырнул в небольшую колдобину, свет фар ушел в землю и тут же поднялся, словно автомобиль приветствовал бригаду Авдея коротким и не очень-то уважительным кивком. Следом большим бронированным жуком вполз угрожающего вида «чероки». Сделав небольшой полукруг, машины остановились лицом к противнику, безмятежно оставляя недострой за спиной. Похоже, очень уж был уверен в себе Савин-оборотень. Авдей повидал в жизни немало и знал, что настолько демонстративные жесты не проистекают из глупости или недальновидности. Только не у таких, как Савин.

Щелкая замками, распахнулись двери, выпустили на улицу крепких мужиков, словно сшитых по одному лекалу. Широкоплечие, бритоголовые, в кожаных куртках и спортивных штанах, они могли бы сойти за родственников или даже клонов. В большинстве своем оружие держали на виду, пусть и делали это обманчиво расслабленно. Кто-то сместился чуть в сторону, кто-то остался, скрываясь за распахнутыми дверями – боевому построению раубриттеров XX столетия не хватало лишь предводителя. Вот только выйти ему не дали.

– Мочи! – заорал Авдей, благоразумно прячась за угловатый, точно топором вырубленный бок «гелика».