Шкаф с ночными кошмарами

– Доктор Айрленд, – услышала я позади себя голос доктора Арнетта, а затем снова очутилась на ногах и обернулась, чувствуя стыд и вину. Я даже не могла посмотреть ему в глаза, потому что знала, что увижу: осуждение, недовольство и, возможно, понимание. Понимание, с которым люди постоянно на меня смотрят. Словно для них не важно, что я вытворю – мне все можно, потому что я сирота и еще бог знает кто.

Я подняла голову и опешила: доктор Арнетт выглядел так, будто хотел хорошенько мне врезать.

– Я не… – попыталась оправдаться я, но тут же замолчала, когда доктор Арнетт схватил меня за локоть, да так сильно, что чуть не разорвал кожу, и потащил по коридору.

– Какого черта ты творишь?! – злобно спросил он, волоча меня за собой. Я не вырывалась. – Ты себя что, не контролируешь?! Совсем помешалась?! – Тут он выругался, и я слабо удивилась. – Мне что, стоит отправить тебя в психиатрическое отделение, чтобы ты там продолжила свою работу?!

Он замолчал, раздраженно шагая вперед. Несколько секунд спустя я поняла, что доктор Арнетт ждет моего ответа, и сказала:

– Нет.

– Что – нет?! – рявкнул он, затолкнув меня в кабинет и так хлопнув дверью, что зазвенело стекло, а с ближайшего стола приподнялись в воздух несколько листков.

– Нет, пожалуйста, не отправляйте меня в психиатрическое отделение, чтобы я там продолжила работу.

Доктор Арнетт задрал голову к потолку, уперев руки в бока. Его раздражение было таким ощутимым, что на моих руках волоски встали дыбом и мороз пошел по коже. Простояв в такой позе целую вечность, доктор Арнетт подошел к холодильнику, достал бутылку с водой и сделал огромный глоток. Смиренно опустив взгляд в пол, я терпеливо ждала его следующих слов.

– Так. Быстро говори, что случилось.

Я подняла голову.

– Откуда начинать?

– НЕ УМНИЧАЙ!

Прочистив горло, я сказала:

– Старшая медсестра позволила взять десятиминутный перерыв, и я решила навестить Аспена. Спустя минуту или две в палату вошла Кира. Сказала, что знает, зачем я здесь. Сказала, что это я пыталась убить Аспена и теперь боюсь, что он очнется. Я попросила ее… замолчать и… и она сказала, что я убила свою сестру.

Я сглотнула, чувствуя себя так, словно прилюдно разделась и сказала: «Швыряйте в меня острыми камнями, я стерплю любую боль». Прикрыв веки, я почувствовала такую горечь, что захотелось провалиться сквозь землю, ведь я не сказала всей правды и выставила Киру виноватой.

Доктор Арнетт тяжело вздохнул и провел руками по волосам туда и обратно, сперва растрепав их, затем пригладив. Надавил ладонями на глаза и покачал головой. Я сказала:

– Накажите меня, только не переводите в психиатрическое отделение.

Он опустил руки, раздраженно цыкнув:

– Конечно, я не переведу тебя! Прекрати! – Я кивнула, и доктор Арнетт продолжил: – Кая. Ты ведь знаешь, что делает с человеком боль. Ты знаешь, на что она способна. Близкие винят в случившемся всех – прохожих, докторов, Бога. Ты не можешь реагировать на все обвинения подряд. Если твою историю узнает еще кто-то, – мягко начал он, намекая на Джорджи, – неужели ты и его ударишь?

Я покачала головой.

– Верно, – продолжил он. – Ты не имеешь права. Ты будущий врач и должна не калечить людей, а стремиться спасти их. – Он вновь вздохнул, и я уже знала заранее, что подошло время для понимания. Он положил руку мне на плечо и сжал: – Кая. Я все понимаю. Ты тоже потеряла близкого человека.

– Аспен не умер, – отозвалась я, продолжая слышать: ты должна спасти их.

– Нет, но где-то в душе ты боишься за него, и это нормально, – ничуть не смутился доктор Арнетт. Он спрятал руки в карманы халата и закончил: – Ведь ты всего лишь человек.

Воспоминание болезненно кольнуло мозг: «Это и должно происходить, ведь ты просто человек». Однажды Ной сказал мне эти слова, но я лишь спустя много дней поняла, что он имел в виду.

– Я не накажу тебя, – подвел итог доктор Арнетт, и я удивленно подняла голову и встретилась с ним взглядом. Уголки его губ дрогнули в плохо скрытой усмешке. – Думаю, работа в архиве и так достаточное наказание. И, кстати, сделай что-то со своей рукой. Ты тут нам весь пол кровью зальешь.

Сказав на прощание такие трогательные, полные сопереживания слова, доктор Арнетт покинул кабинет, а я, все еще переваривая услышанное, глянула на правую руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь, хотя я точно помнила, что не с такой силой ударила Киру, чтобы пораниться.

Или…

Мою грудь сдавили тиски.

А вдруг все-таки ударила? Аспен прав, и я теряю память?

…

В этот раз Аспен Сивер очнулся потому, что из блаженного покоя его вырвал пугающий, чудовищный вопль, в котором с трудом угадывался знакомый до боли голос:

– ТОЛЬКО ТРОНЬ ЕЕ!