Шкаф с ночными кошмарами

– Но у твоей тети была фата, – осторожно напомнил Дин, делая вид, что поглощен ужином, а не разговором. – Твоя тетя пыталась зарыть на заднем дворе фату, которую сняла с головы Скалларк. Ты понимаешь, о чем я?

Леда приоткрыла рот, собираясь возразить, затем закрыла его.

– Не понимаю, детектив. Если вы не подозреваете мою тетю, то почему задаете все эти странные вопросы? У меня складывается ощущение, что вы хотите задать какие-то другие вопросы. Спрашивайте, – поощрила она.

Дин склонил голову набок, изучающе глядя на Леду. Тонкая шея, ключицы, выпирающие из-под пергаментной кожи. Отросшие волосы закрыли лоб и свисали неровными прядями. Несмотря на несколько мальчишеский вид, он мог описать Леду лишь одним словом: «женственная». Она была женственной. Невыносимо хрупкой и ранимой на вид. И возможно, – нет, Дин был уверен, – этот вид был обманчив.

Он вновь пришел в ужас, поняв, что Леда зацепила внутри него что-то необычное, какие-то незнакомые чувства. Она была интересной и интригующей, но как… как предчувствие боли.

Это то чувство, когда пугаешься до того, как случилось нечто. Потому что тело отозвалось заранее. Леда Стивенсон – послевкусие от лимона. Но между Дином и Ледой, конечно, нет ничего общего. Она просто жертва, и он не должен думать о ней в

другом плане. Наверное, он просто впервые за многие годы вновь почувствовал, что несет ответственность за чью-то жизнь. За жизнь постороннего человека. Раньше ему не доводилось испытывать подобное, лишь в детстве к маме. И тогда все закончилось плохо.

– Что? – шепнула Леда, разлепив сухие губы. – Что с вами, детектив?

– Ничего, – ответил он, опомнившись. – Спасибо за ужин, Леда. Ты очень хорошо готовишь. Спасибо. – Он отодвинул тарелку и, подумав секунду-другую, задал вопрос: – Ты помнишь, у тебя собака была в детстве?

– Принц, – с готовностью подтвердила она. – Помню.

– Что с ней случилось, Леда? Ты так и не рассказала.

– С ней ничего не случилось. Принц постарел и умер. Теперь он на небесах. И его больше никто не обижает.

Странный набор слов, решил Дин, но вслух произнес:

– Ты скучаешь?

– Конечно, ведь Принц был моим другом, – с легкостью отозвалась она. – Но я рада, что теперь он в безопасности.

Она вновь повторила эту странную фразу – что ее пес в безопасности.

– В безопасности – это…

– Послушайте, детектив, – перебила она. – Хватит принимать меня за идиотку. Я ведь рассказала, что папа делал с ним, разве нет? Разумеется, я скучаю, но это лучше, чем то, что он переживал каждый день. Принц был слабым. Худым и больным. И его могли пнуть просто потому, что он никудышный противник.

Договорив, Леда отвернулась к окну, в которое заглядывала осенняя ночь. Нескольлко секунд Дин прислушивался к гудению работающего холодильника, затем осторожно спросил:

– Ты думаешь, поэтому тебя избивали девочки в университете?

Леда резко обернулась:

– А вы думаете, нет? Я была слабее их. Я была слабее Майи. Меня кто угодно мог обидеть! Вы видели мое тело, детектив Дин. Меня может обидеть кто угодно!

– Разве ты не устала от этого?

Она замешкалась. Потом медленно, нехотя выдавливая из себя слова, сказала:

– У меня раньше были длинные волосы. Я любила свои волосы. Ухаживала за ними. Они были такого же цвета, как и сейчас: необычного светлого, пепельного. Это мамин цвет волос, и, думаю, отец полюбил ее отчасти именно из-за них. – Она вздохнула и, прочистив горло, с трудом продолжила: – А в выпускном классе кое-кто пригласил меня на школьный бал. Это был мальчик из моей художественной студии. Он был похож на вас, детектив Дин. Такой же высокий и стройный. Только волосы у него были длиннее, чем у вас. И у него была серьга в ухе. – Леда коснулась двумя пальцами мочки правого уха, на секунду вернувшись в прошлое. Дин слушал, не перебивая, и побаивался, что Леда вновь начнет свою каждодневную слезную истерику.

– Он пригласил меня, и я согласилась. Это был лучший день в моей жизни, потому что… до этого казалось, меня никто не замечал. Нет, иногда мне делали комплименты, но… у меня не было друзей и подруг. Меня избегали. Но…

– Что было потом? – спросил Дин. От сытного ужина его вдруг разморило, веки налились свинцом, и он с трудом подавил зевок.

– Я была влюблена в него, – сказала Леда. – Когда он провожал меня домой, втайне от моего отца, конечно, я мечтала, чтобы он взял меня за руку…

Повисло молчание, и Леда посмотрела на Дина так, будто он должен был догадаться, что последует дальше. Она молчала не потому, что хотела сделать рассказ более драматичным, наполнив его многозначительными паузами. Она просто не могла выдавить из себя ни слова.

Видя, что у нее перехватывает дыхание, Дин поднялся с места и предложил ей стакан холодной воды. Леда с благодарностью выпила одну треть и вздохнула.

– Мне было семнадцать лет, когда он потерял ко мне интерес. Но все равно не разрешал ни с кем видеться…

Дин мгновенно проснулся, уставившись взглядом в белую макушку Леды. Он сразу понял, что речь идет не о поклоннике из художественного кружка, а об отце.