Школа

 Микки и Ада уплетали «оливье», переговариваясь с Антошей, который тянул из стакана сладкий кефир и осторожно поглядывал на веселых новеньких – Збыша с Никосом, сидевших через столик в компании с горой бутербродов на тарелке.

 Нина пила абрикосовый сок за столиком у самовара и поочередно привлекала внимание то Чешира, то Никоса со Збышем, то (тревожное) Антоши. В другом конце зала, прячась за колонну, пил несладкий чай Череп и с Нины глаз не сводил.

– Возьмем штук пять бутылочек, чтоб как вещи привезем, сразу обмыть новоселье. Запомни, Збыш, это старинный русский обычай – все новое нужно обмывать водкой, иначе толку не будет. Пробухаем всю ночь, снимем каких-нибудь девчонок. Парня этого, соседа, позовем – как его там? – Шамиля Курватдинова.

 Белый, крепко сбитый Збыш (глубокие медвежьи глазки синего цвета, голова, благодаря стрижке, со спины похожая на аккуратную малярную кисть) – Збыш при произнесении имени Шамиля Курватдинова приоткрыл свой красногубый девичий рот и положил обратно надкусанный, четвертый по счету, бутерброд.

– Курватдинов? – и Збыш уставился на Никоса с широкой, радостно-недоверчивой улыбкой.

 Длинный, худой, горбоносый, дочерна загорелый Никос («Нос на палке», – между прочим подумала длинная Вера), энергично дожевывая бутерброд и потянувшись за следующим, ухмыльнулся.

– А что такого? Парень татарин. Кажется, мультипликатор – так та теха в деканате сказала.

 Пока Никос жевал и договаривал, Збыш смотрел на него с самой ясной улыбкой, но вдруг неожиданно и громко хрюкнул на весь буфет (чем привлек всеобщее внимание), в ужасе залепил рот обеими руками и, низко согнувшись над столом, затрясся в поросячьем повизгивающем смехе.

– Браво! – крикнул Антоша и хлопнул в ладоши, демонстративно поощряя отвратительный хрюк.

 Никос, не задумываясь над причиной Збышева смеха, с готовностью загоготал над его красными ушами, громким хрюком и аплодисментами Антоши.

 «М-да, – подумала Нина, отпивая сок маленькими глотками, синими глазами поверх стакана наблюдая, как Збыш сморкается в огромный клетчатый носовой платок, – как пить дать – иностранцы. Только иностранцы могут так непринужденно хрюкать и сморкаться».

 Збыш действительно громко высморкался, утер слезы, проговорил шепотом: «Курватдинов» и снова затрясся всем телом, пряча красноухо-красногубое лицо руками.

– Кто хоть немного ориентируется по-польскему…

 (Негромкий голос, ударение смещено на предпоследний слог – все поляки так делают).

 Никос, сотрясаясь от приступов смеха, ткнулся лбом в край стола.

– Мы дураки, – с трудом выговорил он сквозь сип и шип. – Мы с тобой как два дурака…

– Какие славные ребятишки, – сказала длинная Вера, превосходно ощущая себя в новом светло-зеленом безрукавном платье, высоко оголявшем ее загорелые руки и ноги. – Посмотри, Чешир, какие они гладенькие и чистенькие – наверное, шведы.

 Чешир посмотрел на сползающих под стол приятелей, усилил благосклонную, никогда не исчезающую с лица улыбку, и вернулся к ореховому пирожному в своей правой руке.

– Это не шведы, – промурчал он и осторожно, стараясь не обсыпать орешки, доел пирожное, заставив Веру еще пару минут в нетерпении морщить нос, ожидая продолжения.

– Это не шведы,– повторил он, тщательно отирая платочком уголки рта и улыбкой выражая немыслимое довольство жизнью («Не человек, а одна улыбка – Чеширский кот какой-то»,– подумал Череп у себя за колонной и попал в точку).– Эти зайцы – поляк с греком, я видел их в иностранном деканате. Художники, будут соседями Еврея.

– Великолепно, – хмыкнула Вера.

– Столько травки, да еще водка – вы с ума сошли, мы же улетим! – театрально заломил руки Антоша, розовея под провоцирующим взглядом Микки.

– Приколись, Кальян сделает плов с анашой, – радостно сообщила Ада, от «оливье» переходя к большому зеленому яблоку.

 Антоша вспыхнул. Микки взглянул на него ласковыми блестящими глазами – абсолютно черными и круглыми – и сказал тепло и сладко, мягко растягивая слова:

– Даже представить страшно, Антоша, чем может закончиться этот вечер. А завтра лететь в Индию. Труба, я понял, что нужно привезти тебе в подарок! Есть такие культовые глиняные статуэтки в форме э.., – Микки в притворном замешательстве прикрыл ладонью рот (глаза радостно блестели), – в виде женской этой самой, на букву «п»… Ах! Но, может быть, тебе лучше мужского, на букву «х»?

 Антоша не знал, куда девать глаза. Во взгляде Микки было столько дьявольского простодушия! Ада улыбалась все шире, шире…

 «Издеваются, гады, – подумал Антоша, начиная злиться.– Ну, ничего, я им устрою».

 Ослабевшие от смеха Збыш с Никосом подхватили свои кожаные рюкзачки и доплелись до буфетной стойки, заказав рыжей буфетчице два двойных кофе.

– Шамиль Курватдинов, – шепнул Збыш, остаточно хрюкая в кулак.

– Пошел ты, сил моих нет, – был ему ответ.

 Никос смотрел, как полная ловкая рука буфетчицы в одно мгновенье засыпает в стаканы по две ложечке растворимого кофе и с грохотом выставляет их на стойку, присовокупив два пакетика разового сахара и мелочь сдачи.