Шмуц

Позже Рейзл просит мами не волноваться. Она собирает всю одежду зейде и сдает на благотворительность, выбрасывает его постельное белье и клеенку с матраса, вычищает шкаф и комод, насколько это возможно.

Прежде чем кто-то успевает предложить что-то еще, Рейзл раскладывает свои вещи в ящики комода зейде и переезжает в его комнату.

Лодок тут нет

Третье свидание. Третий возможно-хосн. Это похоже на третий вопрос или третий бокал вина на Песах – Рейзл заранее чувствует вкус свидания с Аврумом. Но он ее удивляет.

– Я хочу показать тебе лодку, – говорит Аврум, когда они покидают ее квартиру и садятся в вагон метро, оставляя свободное место посередине. – Большую лодку, как круизный лайнер, но не для сотни людей, – объясняет он. – Всего для нескольких. Или для одного, очень богатого.

От Мемориального музея Холокоста они двигаются к северу, гуляют по Баттери-парку, между ними проносятся мишигене люди на роликах, люди на пробежках с собаками, все – в майках и шортах, которые для Рейзл выглядят как одежда из порно, только других цветов: неоново-оранжевый, фиолетовый, синий. Стоит солнечный весенний день, конец апреля, маленький праздник Лаг ба-Омер

[66], находящийся ровно посередине между Песахом и Швуэсом[67]. В окружении такого количества почти голых людей Рейзл тяжело сосредоточиться на Авруме.

Но он такой оживленный, рассказывает о радаре, похожем на оружие, о странных лопастях и белых шарах, которые они увидят на огромных лодках на пристани, о сложной навигации и информационных системах, показывающих погоду. Устройство поглощает сигналы, передаваемые сверху, с небес, где есть не только Создатель, но и спутники. Аврум объясняет, как магнетронный радар посылает пульсацию и получает в ответ эхо, таким образом узнавая, что его окружает.

Сначала это кажется ей странной темой разговора для первого свидания, но у Аврума милая улыбка, и когда он рассказывает, много жестикулирует – пульсацию он каким-то образом может подбросить и поймать в ладони, будто эхо отскакивает к нему от Рейзл.

Никто не водил ее посмотреть на огромную лодку.

Когда они доходят до пристани, Рейзл узнает все, о чем он говорил: стена, уходящая в реку, создающая на воде квадрат, что-то вроде клетки для лодок…

– Это оно? – Она перебивает Аврума, машущего рукой, изображая лопасть радара.

Он поворачивается, все еще держа вытянутый палец над головой.

– Где они? – удивляется он. – Их тут нет.

Будто он назначил встречу с лодками, и кто-то сейчас должен появиться и объяснить, что пошло не так. Они стоят у ограды. Он снимает шляпу, поправляет кипу и надевает шляпу обратно, и теперь вместо полукруга черного бархата у него на затылке на потрепанных волосах выписана лишь четверть месяца.

– Лодок тут нет, – уверенно говорит он, будто принимая решение, а не констатируя факт.

Рейзл держится за перила, смотрит на пустую пристань, вдыхает запах лосьона после бритья, который, она уверена, Авруму посоветовали использовать перед свиданием. Кто-то сказал: «Аврум, перед шидух-свиданием – два прихлопа лосьона по лицу. Девушки не хотят нюхать твой пот».

И она уверена, она интуитивно чувствует, что она – не первая девушка, которая стояла с Аврумом у перил пристани. Он уже был тут, на другом свидании, с другой девушкой.

Или на свиданиях. С девушками.

У его лосьона такой сильный запах, что обволакивает ее облаком, но не маскирует запах пота. Не такого, как у спортсменов, как в спортзале в кампусе. Это тягучий пот иешивы, который выделяется в результате многочасового корпения над книгами. Ее братья тоже так пахнут.

Они молча стоят перед пустой пристанью. Вечернее солнце низко нависает над островом Эллис, над Нью-Джерси.

– Хочешь вернуться в Музей Холокоста? – спрашивает он.

– Музей уже закрыт.

Аврум смотрит на наручные часы. Привычным движением встряхивает запястье, чтобы сдвинуть металлические сцепки. Каким-то образом он не замечает огромные часы Нью-Джерси на противоположном берегу, сообщающие время жителям Манхэттена.

– Ой, ты права, – говорит он. – Нам пора домой.

На ее лице застыла улыбка, которая не сойдет, пока она не вернется в Бруклин. Потому что свахи, которые советуют всем Аврумам наносить лосьон, всем Рейзл советуют улыбаться. Что бы он ни делал, надо улыбаться, показывать свое расположение, но иногда надо смеяться, чтобы он видел, что у тебя есть чувство юмора. Потому что, если ты будешь казаться счастливой, твой спутник решит, что ты и вправду счастлива, и захочет на тебе жениться. И тогда ты будешь счастлива.

И Рейзл так и делает. Она улыбается для Аврума. Исполняет свою роль. Улыбается, даже когда чувствует унижение, потому что, кто знает, скольких девушек он водил взглянуть на огромные лодки? Конечно, она не виновата, что пристань оказалась пустой, но как будто отчасти и виновата. Она ненавидит его за то, что он привел ее сюда, за то, что оставил на ней метку еще одного провалившегося свидания.

Семьдесят процентов

– Вы меня обманули, – говорит Рейзл.

На лице Подгорец – безвинный, спокойный интерес.

– Каким образом?