Шпаргалка (ЛП)

В тот день практика Натана затянулась, а потом у него была еще одна встреча по другому вопросу, за которым я не успеваю. Жизнь во время плей-офф невероятно беспокойна, и кажется, что дни Натана почему-то становятся только БОЛЕЕ насыщенными. Я не уверена, как это возможно, когда они уже были набиты до краев с самого начала. Я беспокоюсь о нем. Когда я спрашиваю, устал ли он и спал ли вообще, он просто отмахивается. Я в порядке. Не беспокойся обо мне. Хорошо, конечно, тогда я просто выключу этот выключатель. Очень просто.

Сегодня утром (четверг) я наконец-то сделала большое дело! Я подала заявку в The Good Factory. Это сделано и не в моих руках, и эта мысль столь же захватывающая, сколь и ужасающая. Я все еще ловлю себя на том, что пытаюсь умерить свои ожидания, но по большей части заставляю себя надеяться. Подумать о том, как было бы замечательно, если бы моей студии предоставили место. Я даже ходила на фабрику и осматривала ее, чтобы точнее представить себе, как я буду все устраивать — на какую стену повесить зеркало, на какой станок. Я сфотографировала для Натана каждый закоулок в этом месте, и он мечтал со мной через текст. Это было невероятное освобождение.

Сейчас 21:30, и как раз когда я заползаю в постель на ночь, я вижу, как на моем экране появляется имя Натана. Я бросаюсь через кровать, чтобы схватить ее так сильно, что натягиваю мышцу, случайно перелетаю через край и падаю на пол.

— ЗДРАВСТВУЙ! ПРИВЕТ! Я скучала по тебе! — говорю я, потирая воспаленную шею и совершенно забывая, что должна вести себя хладнокровно.

Его низкий смешок пробегает по всей линии и щекочет маленькие рецепторы в моих ушах.

— Привет, я тоже по тебе скучал, — говорит он, не утруждая себя притворяться хладнокровным. Холодные шишки заливают мои руки. Я хотела бы быть там с ним прямо сейчас больше всего на свете.

Я снова забираюсь в кровать и прижимаюсь к изголовью, зажимая телефон между ухом и плечом, чтобы натянуть одеяло. Стоит отметить, что и у меня на лице отвратительно мечтательная улыбка. Я полностью погрузилась в ла-ла-ленд, где все прекрасно, а грусть — всего лишь мифическая идея.

— Ага?

— Ага.

Он тяжело вздыхает, и каким-то образом я понимаю, что он тоже лежит в своей постели. Я слышу, как он делает глубокий вдох и представляет, как его рука лежит над головой. Если бы я была там, я провела бы пальцами по его голове, пока его глаза не закрылись, и он не застонал от удовольствия.

— Прости, что я был так занят. — Он говорит это не так, как большинство людей, — это выглядит легкомысленно, и на самом деле вы слышите: «Мне на самом деле не жаль, и я ни разу не подумал о тебе до сих пор». Он говорит это болезненно и гортанно, и я знаю, что он имеет в виду именно это. Он намазан тоньше, чем масло на тосте, и мое беспокойство за него снова усиливается.

— Нет, Натан, все в порядке! Я понимаю, что такое плей-офф.

— Но я не хочу быть слишком занят для тебя.

Мое хрупкое сердечко из бумажного самолетика взлетает в небо.

— Я все еще буду здесь, когда плей-офф закончится.

Я слышу шорох на его конце и представляю, как он переворачивается на бок.

— Я знаю, что нам нужно поговорить о том дне на диване… Я не собирался оставлять это так надолго. Последние несколько дней у меня почти не было времени даже взглянуть на свой телефон. Хочешь поговорить об этом сейчас?

Представьте себе гифку Майкла Скотта, на которой он кричит НЕЕЕЕТ. Так говорит мой мозг. Я ни в коем случае не хочу иметь DTR с моим лучшим другом по телефону, когда он полусонный. Или… о боже, еще хуже, что, если он успел все обдумать и понял, что не должен был ни на что намекать? Он не любит меня такой. Он не знает.

— Бри?

Голос Натана прерывает мои испуганные мысли.

Позволь себе надеяться.

— Извини, я здесь. Но нет, я лучше поговорю об этом лично.

— Хорошо. Я тоже так чувствую. Значит, мы согласны пока воткнуть в него булавку?

— Звучит болезненно.

— Это будет для меня.

Моя улыбка растягивается так широко, что уголки рта касаются мочек ушей. Если когда-либо и была причина позволять себе надеяться на что-то, так это заявление.

— Что ты делаешь завтра вечером? Может, мне уйти с тренировки пораньше, и мы поужинаем?

— Ага! Это будет… — Я морщусь, внезапно вспоминая планы, которые у меня уже есть. — Ах, стреляй. Я не могу. Я забыла, что завтра вечером у меня день рождения моего племянника. Ему исполняется шесть. Я купила ему новую губную гармошку, просто чтобы довести Лили до крайности.

— Ты собираешься на семейное мероприятие завтра вечером? — Его голос делает то, что наполнен тоской, смешанной с разочарованием. Не потому, что он разочарован тем, что я уезжаю, а потому, что он любит мою семью и тоже хочет поехать.

— Да… хотя я знаю, что ты занят.

— Сколько времени?

Я не знаю, почему он мог спрашивать меня об этом.

— Начинается в шесть, я думаю. У них ужин и просмотр фильма под открытым небом. Мои родители тоже придут за этим!