Час ранний, злобный пес, бледные лица, за спиной — горная дорога, бессонная ночь, а поздний гость несет чепуху. Впрочем, смешно ему стало вовсе не из сочувствия. Он тут же посуровел:
— Я тебе вот что скажу, Эл. У меня всего один глаз, но это не значит, что я ничего не вижу. И я никогда не лгу. Мы, например, никого не убиваем. Если я говорю — никого, значит, так оно и есть. А если я говорю, что отсюда нельзя бежать, это тоже так.
— Но почему? — вырвалось у меня.
— Да потому что ты дерьмо, Эл. А у каждого дерьма свое место.
— Но почему я непременно дерьмо?
— По определению, Эл. Доказательств тут не требуется. Пари держу, что и недели не пройдет, как ты начнешь расставлять ловушки хорошим парням Роверу и Юлаю. Это же у тебя на лбу написано. У таких, как ты, сучья выучка, вы не можете не кусаться. Черт тебя знает, может, ты даже сумеешь меня пристукнуть, у тебя на это дело талант, но если такое и произойдет, тебе отсюда не выйти. Дело не в Ровере и не в замках. Так что заруби себе на носу, что лучше жить рядом с живым Юлаем, чем медленно помирать рядом с его трупом.
Он помолчал.
Потом неторопливо извлек из кармана отобранные у меня документы.
Толстым пальцем отодвинул в сторону список, полученный от доктора Хэссопа:
— Давно это у тебя?
— Со вчерашнего утра.
— Почтой получил?
— Почтой.
Юлай улыбнулся.
Слепой глаз и плоское лицо не портили его.
В нем чувствовалось столько энергии, что уродом он быть не мог. В конце концов, даже Гомер не считал циклопов уродами. Так, особая форма жизни.
— Надеюсь, список тебя развлек?
Я пожал плечами. Юлай сбивал меня с толку.
— Успел обдумать его?
— Не хватает информации.
— Да ну? — не поверил он и улыбнулся. — Это хорошо, что ты говоришь правду. Теперь для размышлений у тебя будет много времени.
И снова улыбнулся:
— Хочешь, сыграем в одну игру?
— Какую еще игру?
Мой взгляд его не смутил.
Он сунул волосатую, как у Ровера, лапу в карман и извлек оттуда еще одну бумажку, аккуратно сложенную вчетверо:
— Держи. Это я сам сочинил.
— Что это?
— А ты посмотри.
Единственный глаз циклопа так и сверкал:
— Ровер!
Повинуясь зову, пес бесшумно встал на пороге. Густая серая шерсть на загривке стояла дыбом.
— Сядь, Ровер, и проконтролируй ситуацию. Если наш друг Эл захочет что‑то сделать по–своему, задай ему соответствующую трепку. А ты, Эл, разверни листок и прочти вслух то, что на нем написано.
— А зачем нам пес?
— Он должен знать о тебе все, в том числе и голос. Он должен узнавать тебя и по голосу, и по походке, и по запаху.
Я взглянул на Юлая: не сумасшедший ли он?
— Читай!
Я взглянул на столбец имен.
— Не шути, Эл. Эти люди не имеют никакого отношения к театру. Их объединяет одно — все они умерли. Кто там еще в списке?
— Некая Лотти…
Что‑то сбивало меня с толку.
— У этой Лотти была фамилия?
— Наверняка, — совсем уже сухо объяснил Юлай. — Правда, я не смог ее выяснить, времени не хватило. Она была манекенщицей. Да что я рассказываю? Ты должен помнить ее.
— Занятно? — спросил Юлай. — Читай дальше.
— Не помнишь? Мейсона не помнишь?
— Не помню.
Юлай и Ровер, наклонив лобастые головы, с подозрением и с нехорошим интересом вглядывались в меня.
— Фирма “Счет”. Теперь вспомнил? Там были заложники.
— Их захватил не я. Их застрелил Лендел!
— Вольно тебе вешать трупы на этого безумца. Перестрелку спровоцировал ты.
— Я был вынужден это сделать.
— А так и бывает. А труп он и есть труп, — ухмыльнулся Юлай. — Я ведь тебя ни в чем не корю.
— Этак ты и Лендела на меня запишешь.
— А ты как думал? На тебя он и записан.
— Он тоже умер? — удивился я.
— Пока жив. Но лучше бы умер.
4
5
Возможно, эти люди имели отношение к санитарной инспекции Итаки. Скорее всего так оно и было, потому что их имена стояли рядом с именем доктора Фула.
— Доктор умер?
Юлай кивнул.
Он смотрел на меня, как на бесхвостую ящерицу. С любопытством. Но и с большой гадливостью.
Я не выдержал:
— Это некорректно, Юлай. Ты берешь имена подряд, я многих просто не знаю, а потом говоришь — они умерли. Ну и что? Я сам могу составить такой список за пять минут. Насобирать кучу имен и скопом повесить на тебя.
— Видишь, ты говоришь о пяти минутах, — холодно заметил Юлай. — А у меня на этот список ушло почти пять лет.